© В.К. Петросян © Lag.ru [Large Apeironic Gateway, Большой Апейронический Портал (Шлюз), Суперпортал в Бесконечность].
При копировании данного материала и размещении его на другом сайте, ссылка на портал Lag.ru обязательна
Петросян В. К. Ноополитология: генетическое введение. – М.: ИРПО, 2001. – 259 с.
Настоящее интернет-издание призвано зафиксировать тот факт, что многие только-только входящие в научный и политологический оборот термины — такие, как ментальная война (ноовойна), ноополитология, инновационной общество, ноократия, социомика и др. были разработаны и опубликованы мною еще в 90-е гг. ХХ века. Доказать мой приоритет в этих разработках — не проблема.
Вызывает, однако, глубокое сожаление тот факт, что большинство из этих инновационных терминов (когда-то напрочь отрицаемых научным мейнстримом) сегодня употребляется не только без упоминания имени автора (это, как раз, удивления не вызывает: чем бы вороватые «ментальные дети» не тешились), но и в крайне извращенной семантической форме. Например, термин ментальная война (ноовойна, война с доминантой интеллектуального насилия, доказательства) повсеместно (ради красного словца) употребляется в смысле пропагандистской войны (информационно-психологической войны с доминантой эмоционального, психологического насилия).
Причем это делают, в частности, чиновники (в том числе из МО РФ) прямо ответственные за идеологическое противостояние с нашими экзистенциальными противниками. Разумеется, кроме проигрыша всех возможных идеологических сражений от таких людей (мало того, что вороватых и аморальных, так еще и «ментально альтернативно одаренных») ничего ждать не приходится.
| Предисловие | 3 |
| 1. Основные идеи ноополитологии | 10 |
| 1.1. Ноополитология: политологическая метатеория и политическая технология нового поколения | 10 |
| 1.2. Ноократическое понимание истории | 31 |
| 1.3. Личность индивида и Суперличность общества: механизм и перспективы коэволюции | 63 |
| 1.4. Человек и общество: механизм и перспективы коэволюции базовых типов личностной определенности | 67 |
| 1.5. Метагосударство: общая теоретическая модель | 92 |
| 1.6. Понятие и сущность ноократического общества | 116 |
| 1.7. Формирование Инновационного Общества как условие оптимизации человеческой эволюции | 150 |
| 2. Гармоническая логика | 180 |
| 2.1. Инновационная война как способ оптимизации эволюции логико-математических систем | 180 |
| 2.2. К критике концепции априоризма в математике | 215 |
| 2.3. Математика как техническая наука: воспоминание о будущем | 220 |
| 2.4. “Внешняя критика” аристотелевской теории отрицания | 234 |
| 2.5. Общая характеристика гармонической логики | 246 |
| Основные работы автора по проблемам актуальной бесконечности и смежным вопросам | 257 |
| Заключение | 258 |
Аннотация
В работе, представляющей собой собрание избранных статей и докладов автора по проблемам теории стратегического управления социальной эволюцией (ноополитологии), написанных и частично опубликованных в период 1984–2001 гг., ставится цель дать читателю неформальное, «объемное» представление о зарождающейся ноократической общественно-политической парадигме, рассматриваемой автором как эффективная альтернатива традиционным взглядам на политику и исторический процесс в целом.
Вниманию политического и научного сообществ предлагается концепция ноополитологии (науки о политическом разуме и управлении эволюцией), базирующаяся на оригинальных философских и технологических представлениях автора о человеческой истории и механизмах ее оптимизации. Важной особенностью ноополитологии является тот факт, что в целях обеспечения адекватности научного аппарата данной дисциплины сущности исследуемой ею предметной области автором предварительно была разработана принципиально новая методология познания и стратегического проектирования, включающая в себя такие нетрадиционные инструменты созидательной ментальной деятельности, как теория ноократических (инновационных) войн, гармоническая логика, гармоническая арифметика (математическая теория актуальной бесконечности), юниметрия и др.
Содержание работы предлагается рассматривать как фрагмент подготовки к «ноократической войне» по основаниям политологии и обществоведения в целом, на необходимости которой настаивает автор, а также как «генетическое введение» в ноополитологию, предваряющее запланированное на 2002 год более обширное, формализованное и систематизированное издание по данной проблематике.
Книга предназначена для философов, политологов, политиков, всех, интересующихся проблемами стратегического политического проектирования и управления социальной эволюцией.
Предисловие
Настоящее издание представляет собой первый (пробный) этап общественной презентации разработанной автором концепции ноополитологии и ноократической общественно-политической доктрины в целом. После получения отзывов и критических замечаний по данной книге планируется издать гораздо более обширную, жестко формализованную, детализированную и систематизированную работу, в которой ноополитология и ее основная содержательная интерпретация — теория исторического ноократизма будут представлены как целостная аксиологически, семантически и логико-методологически самодостаточная стратегическая общественно-политическая парадигма, претендующая на лидерство среди политико-правовых доктрин самого высокого уровня общности.
По своей литературной форме настоящая книга – собрание некоторых избранных работ (статей, докладов, тезисов) по названной проблематике, написанных и частично опубликованных автором в период с 1984 – по 2001 гг., соединенных в целое таким образом, чтобы у читателя сложилось максимально более рельефное и интуитивно адекватное первое представление о предлагаемой его вниманию новой общественно-политичес-кой парадигме.
Минимальной целью данного издания является неформальное («мяг-кое», «генетическое») введение любого заинтересованного читателя в ноополитологическую проблематику, ознакомление его с основными сущностными этапами становления (разработки) ноократической общественно-политической парадигмы в период 1984–2001 гг., максимальной – содействие формированию достаточно широкого и сплоченного коллектива единомышленников, способного организовать и провести ноократическую войну по «Национальной доктрине России», о чем речь пойдет ниже.
По материалам книги читатель может проследить как аксиологическую и семантическую эволюцию всего замысла в целом (от начала разработки – и до современного состояния), так и динамику отдельных терминов, использованных автором в разные годы в процессе моделирования и проектирования общественно-политических систем новых поколений .
В частности, никого не должно смущать, например, то обстоятельство, что в разных фрагментах работы нормативно прогнозируемое (моделируемое) автором общество будущего называется то «ноократическим», то «гармоническим», то «инновационным». По сути своей, по мнению автора, это – синонимы, различающиеся между собой лишь ценностными и смысловыми акцентами. Однако факт, что на начальных этапах разработки предлагаемой модели социального устройства будущего (1984-1992 гг.) основным (в смысле ценностной и смысловой нагрузки) для автора был термин «инновационное общество», а в настоящее время (2001 г.) – термин «ноократическое общество», для серьезного профессионала может значить многое в смысле анализа доминирующего вектора исследований и разработок, а также эволюции общей аксиологии данной общественно-политической доктрины.
Важной особенностью предлагаемой вниманию читателей книги является и тот факт, что каждый материал (статья, доклад, тезисы), включенный в ее состав, представляет собой своего рода семантически автономную «концептуальную голограмму», отражающую замысел ноополитологии как общественно-политической метатеории нового поколения в целом или какую-либо его важную теоретическую или прикладную часть в особом предметном ракурсе, важном для получения эффекта «объемности» (или, иначе, «многомерности») восприятия представляемой идеологии. Этим обстоятельством предопределено и наличие некоторого незначительного по объему дублирования основных идей работы, имеющего место в различных частях настоящего издания.
Структура книги обусловлена реальным делением представляемой ноополитологической парадигмы на две независимые по назначению, но идейно взаимно детерминированные части — общественно-политическую и логико-математическую.
Дело в том, что в процессе разработки концепции «ноократического общества», основанной на идеале «актуального бессмертия» и механизме управляемой потенциально бесконечной эволюции человечества, автор столкнулся с фактом абсолютной неадекватности существующих логико-математических систем (наличных базовых инструментов стратегической ментальной деятельности) исследуемой предметной области. В частности, специальные исследования показали, что не только в обществоведении, но и в логике, а также в чистой математике в настоящее время нет сколь-нибудь точного различения и адекватной интерпретации понятий: «актуальная бесконечность» и «потенциальная бесконечность».
Для разрабатываемой общественно-политической концепции, утверждающей стремление человеческого сообщества к своему «актуальному бессмертию», к состоянию совокупного Демиурга в качестве высшей цели социальной и метасоциальной эволюции, это обстоятельство было критичным. Соответственно, автору пришлось несколько лет посвятить критике аристотелевской формальной логики и теории множеств Г. Кантора, разработке и всесторонней апробации в философско-математическом сообществе России специальных нетрадиционных арифметических и геометрических (юниметрических) аппаратов, адекватных исследовательскому замыслу, то есть математических систем нового поколения, основанных на особой (гармонической) интерпретации понятия «актуальная бесконечность», а также глубокой сущностной модернизации формальной логики.
В частности, по результатам исследований автором на суд философско-математического сообщества были внесены принципиально новые (несовместимые с аристотелевскими) законы эффективного формального мышления («исключенного пятого», «строгого тождества» и «гармонии»), позволяющие адекватно (непротиворечиво) работать с актуально бесконечными объектами (например, с понятием «актуального бессмертия») и достаточно успешно генерировать стратегии произвольно длительной социальной и метасоциальной эволюции, ориентированные на транслогический (метарациональный) переход от конечного – к бесконечному.
Аналогично, при проектировании основного (по мнению автора) политического инструмента будущего – механизма «ноократических войн» было установлено, что до сего дня в обществе не существует логико-методологического инструмента, способного эффективно регулировать процесс многосторонней полемики (в произвольной предметной области), участники которой первоначально имели бы актуально несоизмеримые взгляды, а затем, постепенно уточняя исходные принципы и используемый понятийный аппарат, принудительно приходили к «общему знаменателю» и к интеллектуальной победе одной из сторон.
Естественно, что без специальной разработки подобного аппарата двигаться дальше в разработке (проектировании) общественных систем новых поколений (основанных на идее доминирования «интеллектуального насилия» над прочими формами социального принуждения) было нельзя. Потребовались годы для перехода от идеи «интеллектуальных (ментальных) войн» – к развернутой теории и хорошо формализованной технологии их организации и проведения.
По завершении разработки названных универсальных инструментов эффективной ментальной деятельности «на стыке» конечного и бесконечного оказалось, однако, что область их возможного применения существенно шире обществоведения и что включать их в ноократическую парадигму в качестве (всего лишь) составных частей было бы неверно (контрпродуктивно). Поэтому ноополитология и теория ментальных систем, охватывающая упомянутые выше новые средства индивидуального и коллективного мышления, рассматриваются в настоящей работе как пересекающиеся и взаимообусловленные, но достаточно автономные по своим базовым характеристикам ментальные устройства.
Исходя из сказанного, в первую часть настоящей работы были включены связанные с ноополитологической проблематикой материалы общественно-политической направленности, а во вторую – направленности логико-методологической. При этом (по рекомендации ряда экспертов) из второй части настоящей работы были удалены все тексты (посвященные, в основном, анализу понятия «актуальная бесконечность»), требующие для своего понимания специальных знаний в области оснований логики и математики. С работами автора, посвященными актуальной бесконечности и смежным логико-математическим вопросам в чистом виде (не связанным непосредственно с общественно-политической проблематикой), заинтересованный читатель может ознакомиться, пользуясь списком публикаций, размещенным в конце второй части книги.
Уточним сказанное. Настоящая работа – первый шаг в процессе презентации и внедрения в общественное сознание и политическую жизнь России новой (ноократической) идеологии, отличающейся от всех существующих тем, что важнейшим фактором исторического прогресса и главной политической силой общества в ней признается совокупный политический разум нации, осуществляющий непрерывное саморазвитие в ходе особым образом организованных массовых дискуссий – ноократических войн и представляющий собой власть особого типа – ноократическую власть, власть разума, власть, обретаемую и укрепляемую (воспроизводимую и развиваемую) путем интеллектуального насилия.
Совокупный политический разум нации может обрести существование и развитие в качестве реальной целостной креативной и политической силы общества (не говоря уже о доминировании в качестве ведущей ветви власти) только будучи институционализированным, то есть получив адекватное организационное оформление и необходимую политико-правовую интерпретацию и поддержку.
Поэтому первым этапом внедрения идеологии ноократизма в политическую практику является создание организации, получившей (пока – условно) название «Ноократический орден России» (НОР или НОРОС).
Общая функция НОРОСа – организация и проведение в 2002–2012 гг. серии крупномасштабных ментальных войн в России, которые позволят выработать эффективные стратегические политические решения, призванные всесторонне оптимизировать параметры политической и социально-экономической эволюции российской цивилизации, а также отбор (в ходе названных ментальных войн), аккумуляция и специальная подготовка наиболее одаренных отечественных интеллектуалов-обществоведов и стратегических менеджеров, призванных составить российское ноократическое сообщество, персонифицирующее понятие «политический разум нации» .
Как представляется, с созданием такой организации Россия опоздала (как минимум) на добрую тысячу лет, хотя и имела в далеком прошлом общественный институт, во многом сходный (хотя и менее развитый, конечно) по своим функциям и технологиям с ноократической войной и идеей ноократии вообще, — народное вече.
На втором этапе (через несколько месяцев после создания НОРОСа), по замыслу, должна быть сформирована «Российская ноократическая партия» (или «Ноократическая партия России»), ставящая своей целью институционализацию ноократической ветви власти в России и внедрение в политическую практику принципиально нового (на порядки более эффективного, чем нынешний) механизма разработки, принятия и реализации стратегических политических решений.
Автор далек от иллюзии, что достаточно разработать, точно сформулировать и опубликовать хорошую идею (концепцию, идеологическую парадигму и т.п.), и далее она сама найдет себе путь к «овладению массами», и что предлагаемые в настоящей работе радикальные идеологические трансмутации и соответствующие им политические преобразования пройдут без достаточно жестких столкновений с различными группировками российской политической элиты, привыкшими, мягко говоря, к совершенно иному типу политической деятельности и отстаивания своих воззрений, то есть «мирным путем».
Но данная работа и представляет собой развернутый призыв к Войне, к интеллектуальной (ментальной) войне между всеми наиболее профессиональными и креативными российскими обществоведами и политиками за лучший проект «Национальной доктрины России», за будущее нашей страны.
Уже само начало такой Войны, первой в мировой истории «Гражданской ноократической войны», где все стратегические идеологические и политические вопросы всесторонне дискутировались бы и решались между ноокомбатантами исключительно путем интеллектуального насилия, то есть путем безупречных в аксиологическом, логическом и семантическом отношениях доказательств, а не путем лоббизма, грязного пиара и политического шаманства (как обычно), было бы первой крупной победой идеологии исторического ноократизма в России.
А если бы эта Война завершилась убедительной победой идеологии ноократизма, можно было бы с уверенностью сказать, что Россия – впервые за свою осознанную тысячелетнюю историю – наконец приобрела потенциал духовного, политического и экономического лидера мировой цивилизации.
Автор (возможно, в силу неизбывной наивности своей) надеется на организационную поддержку высказанных в настоящей книге идей наиболее адекватными в умственном и нравственном отношениях политиками России (это многократно ускорило бы процесс внедрения идеологии ноократизма в политическую практику), однако готов и к (много худшему, чем первый, по темпам и ожидаемым результатам) сценарию постепенного эволюционного развития ноократического движения путем развертывания локальных виртуальных ноократических войн в сети Интернет.
1. Основные идеи ноополитологии
1.1. Ноополитология: политологическая метатеория и политическая технология нового поколения
На протяжении всей человеческой истории в качестве ключевого основания классификации форм правления большинством идеологов и юристов использовался критерий количественной определенности субъекта политической власти, степени его представительности по отношению к генеральной совокупности гражданского общества (к народу). По этому признаку традиционно, начиная с Аристотеля, выделялись: монархия (единовластие, правление одного), аристократия (правление немногих) и демократия (правление многих, народа в целом).
Данный количественный показатель, безусловно, существенен содержательно и весьма удобен в смысле простоты формализации и операционализации предметной области, однако сегодня (на рубеже ХХ и ХХI веков, когда значимость разрабатываемых и принимаемых властью политических решений много выше для судеб народа и общества, чем в прошлые века), как представляется, гораздо важнее определять, классифицировать и оценивать политическую власть по другому критерию — критерию уровня ее разумности. В соответствии с этим основанием не столь существенно: сколько человек правят государством и в какой мере они своей численностью репрезентируют генеральную совокупность гражданского общества. Много важнее – знать как правят эти люди, что ими движет, насколько разумно (самоотверженно, адекватно реальности, гармонично и эффективно) это правление.
Разумеется, проблема разумности политической власти — хотя и в меньшей степени, чем проблема количественной определенности ее субъекта, — всегда была в поле зрения ведущих политологов как в прошлом, так и в настоящем. Достаточно вспомнить рекомендацию Платона, что в идеально устроенном государстве властвовать должен правитель – философ (концепция правления «знающих») и наукократические идеи Ф. Бэкона, А. Сен-Симона, О. Конта, других идеологов средних веков и нового времени. Существует также множество современных политологических концепций (среди наиболее известных — концепции «технократии» и «меритократии»), авторы которых (Т. Веблен, Дж. Бернхейм, Дж. Гэлбрейт, З. Бжезинский, Д. Белл и др.) акцентируют внимание на необходимости повышения уровня разумности политической власти.
Однако, несмотря на все внимание политологов разных веков к данной проблеме и их публично известные симпатии к Разуму, в истории науки и идеологии до сих пор не было зафиксировано ни одной сколь-нибудь крупной попытки разработки целостной политологической теории (политико-правовой доктрины), в которой критерий уровня разумности политической власти выдвигался бы в качестве основания классификации форм и режимов правления, а также доминирующего теоретико-методологического постулата, «несущего» принципа всей конструкции.
По нашему мнению, это объясняется, прежде всего, трудностью адекватного определения понятия «политический разум» и его операционализации, построения шкалы уровней разумности власти, в соответствии с которой можно было бы выделять и ранжировать различные типы политических устройств, а также отсутствием работоспособных гносеологических, аксиологических и коммуникативных технологий, обеспечивающих соизмеримость и адекватную сравнительную оценку эффективности конкурирующих политических теорий, доктрин, нормативных актов и других продуктов политико-правового мышления.
В настоящей статье представляются основные результаты предпринятой автором попытки создания политологической метатеории, альтернативной существующим и основанной на идее прогрессивной эволюции политического разума («ноократической политологии» или «ноополитологии»), и новой политико-правовой доктрины, провозглашающей непрерывный рост качества (уровня разумности) разрабатываемых, отбираемых и принимаемых политических решений стратегического характера в качестве основного критерия эффективности политической системы общества («ноократической политико-правовой доктрины» или «концепции ноократизма») и исторического развития в целом.
Основным предметом и, одновременно, центральным теоретическим понятием ноократической политологии (ноополитологии) является «политический разум».
Роль и место понятия «политический разум» в ноополитологии определяется, прежде всего, тем особым (ноократическим) пониманием исторического процесса, которое положено в основание данной политологической метатеории.
Ноократическое понимание исторического процесса (или исторический ноократизм) — это базовая теоретическая парадигма ноополитологии как политической метатеории, призванной обеспечивать совокупный политический разум общества максимально сущностно адекватными реальности и практически эффективными инструментами мышления, способствующими генерации и отбору оптимальных политических решений стратегического характера.
Основная теоретическая посылка исторического ноократизма состоит в том, что человеческое сообщество представляет собой одаренную разумом и самосознанием целостную экзистенциальную силу (единицу бытия, автономную систему существования), борющуюся за выживание и развитие в квазистабильной и относительно враждебной (оказывающей достаточно сильное — и возрастающее — негативное экзистенциальное давление) окружающей среде (природные условия Земли, универсум в целом), а человеческая история — непрерывный, в ограниченной степени осознаваемый процесс борьбы отдельных людей и их сообществ за существование, имеющий своим идеалом и, одновременно, универсальным критерием общественного прогресса актуальное бессмертие человечества.
Ноократическое понимание истории исходит из того, что человечество потенциально смертно или, иначе, из того, что никто и ничто не гарантирует человеческому сообществу (равно, как и отдельной цивилизации или произвольно взятому человеческому индивиду) ни актуального, ни даже потенциального бессмертия.
Относительно благоприятный природный режим существования (щадящий уровень экзистенциального давления среды), к которому человечество привыкло за последние тысячелетия, может в короткие сроки измениться на несовместимый с человеческой жизнью как вследствие воздействия множества антропогенных факторов (перенаселение, загрязнение среды, исчерпание каких-либо невозобновимых природных ресурсов и т.п.), так и по каким-то не зависящим от людей причинам.
Несмотря на свои простоту и очевидность, данная посылка влечет множество фундаментальных теоретических следствий, которые существенно противоречат общеизвестным классическим представлениям об историческом процессе.
Прежде всего это касается вопроса об объективности (законосообразности) и предопределенности исторического прогресса.
Если человечество как целое (абсолютная социальная единица, совокупная общественная экзистенциальная сила) потенциально смертно (вследствие катастрофических изменений природных условий существования или вооруженного конфликта с применением особо мощных видов оружия массового поражения, например), то ни о какой объективной необходимости (законосообразности) и предопределенности социального прогресса (особенно — в части победоносного шествия человеческого сообщества по заранее известным и неизбежным «ступеням общественного развития«) говорить не приходится.
Любая — даже самая устойчивая — тенденция исторического процесса, которая многими социологами и историками трактуется как закон истории, может быть в относительно короткие сроки прервана или даже обращена вспять как осознанно (путем целенаправленных политических решений и организованных действий людей), так и стихийно (под воздействием неконтролируемых людьми социальных или природных факторов).
В этом смысле классическая идея историзма (в редакции таких объективистов-прогрессистов, как Вико, Вольтер, Руссо, Дидро, Фихте, Гердер, Гегель, Маркс, Белл и т.д.) оказывается просто внутренне противоречивой некритической логико-методологической калькой с естествознания (в основном — с таких наук, как физика и химия, имеющих дело исключительно с неодушевленными объектами), сдобренной солидной порцией субъективного телеологизма, провиденциализма и фатализма.
С другой стороны, нельзя согласиться и с теоретическими позициями релятивистов (Риккерт, Виндельбанд, Кроче, Дильтей, Ясперс, Поппер и др.), которые полностью отрицают закономерный характер исторического процесса и возможность его познания и оптимизации, поскольку в этом случае человечество априори лишается своего главного стратегического экзистенциального ресурса — силы Разума (даже если некоторые из названных идеологов и декларировали иногда обратное) и оказывается обреченным на неизбежную гибель из-за инвариантной неспособности противостоять независящим от его воли негативным внешним или внутренним факторам, которые могут превзойти в своей разрушительной силе предел экзистенциальной резистентности (сопротивляемости давлению среды) человеческого сообщества.
Ноократическое понимание истории предлагает иное (по отношению к упомянутым) теоретическое и практическое (политическое) решение вопроса о законосообразности и прогрессивности исторического процесса.
Оно состоит в безусловном признании внутренней упорядоченности (организованности, законосообразности) универсума в целом (в том числе и исторического процесса) и факта существования независящих от человека и до сих пор не познанных им даже в минимальной степени факторов и законов («правил«, причинно-следственных связей) «экзистенциальной игры» («игры в бытие«), но, одновременно, в утверждении полной свободы и ответственности сознания и воли человечества в выборе идеалов, целей и средств своей жизнедеятельности.
С точки зрения исторического ноократизма законы мироздания и его эволюции (правила игры в существование) объективны лишь в том смысле, что их несоблюдение или грубое нарушение (независимо от уровня познанности) влечет автоматические экзистенциальные санкции со стороны универсума в целом (вплоть до удаления человечества с «игрового поля»). Но универсум и его законы абсолютно безразличны к тому, будет ли современное человечество чемпионом по игре в жизнь, пройдет ли оно все возможные качественно различные иерархические уровни этой игры или окажется выброшенным в небытие на каком-нибудь одном (не очень высоком) из них, как и множество цивилизаций прошлого до нас.
К сожалению, никаких «менторов», «солюшенов» и «читов», позволяющих облегчить муки социальной эволюции, в этой суперигре, по-видимому, не предусмотрено.
Человеческая история в целом в механизме своей детерминации очень похожа на жизнь (биографию) отдельного человека. Если не прибегать к понятию «судьба«, «Мойра» (в мифологическом смысле) в качестве абсолютно самодостаточной (но совершенно непригодной для практического использования людьми) квазиобъяснительной формулы (абсолютной причины), то никакой объективной предопределенности в основных характеристиках и фактах конкретного жизненного пути человечества (и отдельных наций), более или менее точно зафиксированного в учебниках истории, не было.
Еще меньше предопределенности в том, что случится с человечеством в будущем. Все будет детерминироваться (обусловливаться) качеством избираемых человечеством стратегических экзистенциальных (прежде всего — эволюционных) политических решений, конкретными параметрами накопленного человечеством экзистенциального потенциала (потенциала существования) и доминирующей формы существования (базовой системы экзистенциальных общественных отношений), а также наличными историческими обстоятельствами (условиями существования), большая часть которых пока не зависит от разума и воли человеческого сообщества.
Признавая множественность и взаимовлияние факторов детерминации исторического процесса, ноократическое понимание истории утверждает приоритет одного из них — политического разума (совокупной способности людей к разработке, отбору, принятию и контролю исполнения эффективных стратегических экзистенциальных решений) — в качестве главного фактора человеческой истории, позволившего человечеству выжить, несмотря на множество серьезных экзистенциальных кризисов, которые ему довелось испытать, а также дающего ему шанс вырваться из нынешнего полуживотного состояния непрерывной борьбы за существование и стать потенциально (а затем и актуально) бессмертным господином своей судьбы.
Поясним, что политический разум назван здесь главным фактором исторического процесса не потому, что он актуально наиболее влиятелен среди множества других экзистенциальных факторов, воздействующих на ход человеческой истории (это пока отнюдь не так, к сожалению), а потому лишь, что это — единственный фактор, который способен содействовать экспоненциальному возрастанию свободы человечества от материальных и наличных социальных условий своего существования, то есть инициировать и осуществить переход человеческого сообщества на качественно более высокий (метасоциальный) уровень эволюции.
Исходя из этого, наиболее приоритетной стратегической задачей человечества как совокупного субъекта существования (коллективного игрока в бытие, единой экзистенциальной команды) на протяжении всей истории (независимо от уровня понимания этого факта) была, является и останется задача ускоренного развития совокупного политического разума общества.
Термин «политический разум» определяется в ноополитологии различными способами – в зависимости от аспекта рассмотрения.
В самом общем случае политический разум понимается как интегральная способность человека (группы людей) конкретно, эффективно и творчески мыслить, полностью отождествляя (идентифицируя) себя с обществом (государством) в целом или каким-либо локальным человеческим сообществом (научным, религиозным, этническим и т.д.), то есть воспринимая ценности, функции и жизненные обстоятельства некоторого достаточно широкого социального целого как свои собственные (личностные).
Поясним, что речь здесь идет не об ощущении или осознании человеком своей принадлежности к тому или иному социальному целому как условии разумности политического мышления, а о полной ментальной идентификации мыслящего субъекта с объектом своего мышления (о развитой способности к творческой трансперсональной эмпатии).
Проще говоря, чтобы приобщиться к сфере политического разума, попытаться мыслить политически разумно, необходимо представить себе общество (государство, этнос и т.п.) целостным конкретным субъектом существования, индивидом, личностью и мысленно стать этой личностью («поставить себя на ее место»). То есть нужно мыслить так, как мыслило бы о себе человеческое общество в целом, если бы оно было единой личностью с суперсознанием. Такое «расширение сознания» («трансперсональная эмпатия») — необходимое условие для квалификации того или иного частного (индивидуального или коллективного) процесса мышления в качестве политически разумного.
Совершенно очевидно, что в этой трактовке политический разум предстает как нечто совершенно отличное от таких традиционных форм общественного сознания, как религия, философия, наука, искусство и т.п. Все они становятся лишь более или менее эффективными и удобными переменными инструментами политического разума, предназначенными для облегчения осознания и решения им реальных экзистенциальных и эволюционных задач общества. В этом смысле научные исследования и разработки в области политологии, например, не являются проявлениями политического разума. Они играют всего лишь роль его усилителей (при условии, что они достаточно адекватны реальности, непротиворечивы и эффективны, естественно).
Сам же политический разум оказывается своего рода «точкой сборки» общества, самодостаточной метасистемой мышления, предназначенной для синтеза всех разрозненных частных форм общественного самосознания и разноаспектных социальных знаний в единое целое, определения фундаментальных аксиологических и телеологических ориентиров, разработки (генерации) множества альтернативных друг другу конструктивных политических идей, отбора лучших решений, их принятия и контроля за исполнением.
При этом важно понимать, что далеко не все люди, по своему общественному статусу или должности призванные заниматься разработкой и оценкой политических решений (профессиональные политики), обладают политическим разумом (способностью к трансперсональной эмпатии, к перевоплощению в совокупную общественную личность и адекватным сложности стратегических политических задач интеллектуально-креативным потенциалом) хотя бы в зачаточной степени. В противном случае человечество было бы уже на неизмеримо более высокой ступени общественного развития.
Речь идет даже не о том, что многие политики ставят свои личные интересы выше общественных. При достаточно полном удовлетворении первых ситуация могла бы измениться. Проблема — в принципиальной неспособности подавляющего большинства людей (в том числе – «реальных политиков») к расширению своего индивидуального мышления до уровня общественного (метасингулярного) и плодотворному политическому творчеству в состоянии повышенного осознания.
В результате политический разум, как правило, подменяется своим суррогатом, псевдоразумом, политическим «здравым смыслом», уже принесшим неисчислимые беды человечеству, но отнюдь не собирающимся пока сдавать своих позиций на политическом Олимпе.
Все это заставляет говорить об объективном существовании пирамидальной иерархии (неравенства) людей, образуемой по критерию способности к обладанию политическим разумом.
В этой связи очевидный общественный интерес состоит в выявлении и институционализации этой иерархии, в том, чтобы люди, в наибольшей степени обладающие политическим разумом (или потенциальной способностью к нему), находились также и наверху реальной политической (властной) пирамиды, то есть входили в высшие слои политической элиты общества, поскольку общественные последствия каждого крупного политического решения колоссальны (положительные, если оно эффективно, отрицательные, если оно ошибочно и бездарно).
К сожалению, в настоящее время этого столь необходимого процесса селекции и ускоренного восхождения актуальных и потенциальных носителей политического разума на верхние уровни политической пирамиды общества в необходимых масштабах не происходит. Человечество пока не создало эффективных механизмов отбора и политической акселерации наиболее политически разумных и креативных личностей, — равно как и механизмов многокритериального синтеза и конкурентного отбора оптимальных политических решений.
Миром по-прежнему правит политический «здравый смысл», самодовольный, абсолютно не способный к адекватному восприятию действительности и к разработке по-настоящему эффективных (политически разумных) стратегических решений эволюционного характера.
А возможны ли подобные механизмы селекции и акселерации носителей политического разума в принципе? Совместимы ли они с реально функционирующими политическими системами?
Здесь мы подошли к определению назначения (общей функции) ноополитологии и ее основного метода.
Назначением ноополитологии как политологической метатеории является разработка и многокритериальный отбор различных теоретических моделей политических систем ноократического типа, ноократических форм и режимов правления и соответствующих им политико-правовых доктрин, проектов нормативных актов и политических технологий.
Ключевое слово для понимания назначения ноополитологии и ответа на поставленный выше вопрос – термин «ноократия» и производное от него прилагательное «ноократический». Этимология предлагаемого неологизма «ноократия» очевидна: от греч.noos, разум и cratos, власть — власть разума. Что же касается смысла этого понятия, то он менее очевиден и весьма многозначен.
В ноополитологии под термином ноократия понимается, во-первых, строго институционализированное сообщество носителей политического разума (множество связанных между собой отношениями творческого соперничества и сотрудничества, доказавших свою креативную состоятельность разработчиков проектов политических решений стратегического характера – доктрин, программ, нормативных актов и т.п.), систематически пополняемое новыми членами в ходе ноократических войн (специальным образом формализованных дискуссий, направленных на сравнительную верификацию и итоговую оценку уровня политической истинности предлагаемых участниками концептуальных и/или прикладных решений), во-вторых, возможная форма правления, при которой высшей подсистемой (отраслью) государственной власти, стоящей над законодательной, исполнительной и судебной ее ветвями и основным источником фундаментальных общественных доктрин и права является институционализированный политический разум (инновационная доктринальная или ноократическая власть), в-третьих, возможный политический режим, характеризующийся как «власть (политического) разума», то есть как система средств и механизмов политической деятельности, основанная (главным образом) на интеллектуальном принуждении (силе политических доказательств, политической истине), – в противовес традиционным политическим режимам, удерживающимся у власти благодаря физическому, экономическому и психологическому видам насилия.
Из сказанного следует, что ноополитология как раз и создана в целях разработки и внедрения в реальную политическую практику эффективных механизмов аккумуляции и институционализации совокупного политического разума народа, то есть для обеспечения положительного ответа на вопросы, поставленные выше.
В качестве универсального метода разрешения гносеологических и эмпирических политических проблем, способа установления степени политической истинности различных теоретических и доктринальных разработок,а также механизма оценки действительных и отбора новых членов ноократического сообщества в ноополитологии рассматривается ноократическая война.
Понятие ноократическая война в ноополитологии определяется несколькими способами (в зависимости от избираемого для построения той или иной дефиниции ближайшего рода). Приведем лишь несколько основных дефиниций.
1. В общем смысле ноократическая война определяется как разновидность войн (наряду с физическими, экономическими и психологическими войнами), как способ насильственного разрешения противоречий между социальными субъектами. Однако ноократическая война – это особый вид войн (война нового типа), в которой единственным видом применяемого насилия является интеллектуальное насилие (в противовес традиционным войнам, использующим в качестве основного аргумента преимущественно физическое, экономическое и психологическое насилие). В будущем, возможно, ноократические войны заменят (или существенно потеснят) все остальные виды войн.
2. Ноократическая война — это способ существования и функционирования совокупного политического разума общества, основной метод идейной и организационной консолидации, а также институционализации ноократического сообщества, механизм пополнения его новыми членами, актуальными носителями политического разума.
3. Ноократическая война — это способ обеспечения содержательной и логико-методологической соизмеримости и многокритериальной сравнительной оценки различных моделей общественного устройства и развития, альтернативных политических программ и доктрин, предлагаемых и отстаиваемых комбатантами (конкурирующими друг с другом членами ноократического сообщества), то есть механизм установления истины особого рода – политической (ноократической) истины.
Ноократическая война, будучи особым видом формализованной интеллектуальной коммуникации (в нашем случае — в сфере политики, хотя потенциальный ареал применимости данного метода значительно шире), существенно отличается от таких традиционных форм научного общения, как диалог, спор, диспут, конференция, симпозиум, дискуссия и т.п. Остановимся только на основных отличиях.
Первое. Ноократическая война, строго говоря, предназначена для установления не научных, а существенно более широких, включающих аксиологический и агональный аспекты, метанаучных (в том числе — политических, ноократических) истин. Это означает, что традиционные научные критерии истинности тех или иных теорий (адекватность реальности, непротиворечивость и т.п.) являются неполными и несамодостаточными в ноократических войнах.
Гносеологической основой ноократических войн является специально разработанная автором и апробированная в ряде наиболее формализованных и строгих наук (логика, общая методология, математика) гармоническая концепция истины. Она включает два важных момента.
1. Принцип многоаспектности истины. Та или иная модель действительного или возможного общественного устройства, механизма, способа и т.д. (заложенная в научную теорию, доктрину, программу, нормативный акт и т.п.) может считаться истинной (в том числе – ноократически истинной) тогда и только тогда, когда она в высокой степени и одновременно удовлетворяет четырем основным критериям истинности: (а) адекватность реальности (в том числе – реализуемость на практике), (б) существенность, (в) непротиворечивость, (г) аксиологическая значимость (потребительская ценность, полезность, экзистенциальная эффективность).
Истинность некоторого гносеологического объекта (теоретической модели, доктрины и т.п.) устанавливается путем его тщательной проверки по каждому из названных критериев в отдельности и сведения результатов всех частных верификаций в единый индекс истинности, который и становится основанием для интегральной оценки уровня (степени) истинности данного гносеологического объекта по сравнению с его конкурентами (альтернативными теориями и доктринами), представленными в ноократической войне.
2. Принцип относительности истины. Ни одна из теорий, доктрин или программ, созданных человеком (шире — человеческим сообществом), не в состоянии быть абсолютно (безусловно) истинной. Речь может идти только о большей или меньшей истинности той или иной теоретической или прикладной модели (проекта) по сравнению с конкурирующими разработками в общей предметной области на какой-либо момент времени.
Но сравнение степеней истинности конкурирующих между собой теоретических или прикладных инноваций в сфере политики не только возможно, но и обязательно. Невыполнение этого требования ведет к принятию неоптимальных (строго говоря — ошибочных) политических решений и к огромным потерям в масштабе общества. Сравнимость (соизмеримость) взаимно противоречащих идеологических разработок в рамках ноократической войны обеспечивается жесткой стандартизацией форм представления теоретических и прикладных результатов, выносимых комбатантами на защиту (и для нападения), а также многоитерационной взаимной критикой, которая осуществляется в ходе ноократической войны в соответствии с ее регламентом.
Представляется, что ни одна из традиционных научных и политических коммуникативных процедур не в состоянии обеспечить аналогичный уровень интенсивности взаимной верификации конкурирующих научных или прикладных разработок и столь высокий уровень точности и строгости истинностных оценок, как полномасштабная ноократическая война.
В противном случае в науке уже давно была бы разрешена известная проблема несоизмеримости различных парадигм и бессмысленности (безрезультатности) межпарадигмальных споров, которая сегодня подрывает сам статус науки как универсального способа познания истины, а человечество в целом уже давно избавилось бы от правительств, напоминающих скорее «стихийное бедствие», нежели органы стратегического управления общественным развитием.
Другими словами, ноополитологическая (гармоническая) истина – это истина о механизмах познания политических истин (метаполитическая истина), а также истина о наиболее эффективных путях развития общества (политическая истина), доказанная в ходе ноократической войны, а высший носитель политического разума (генератор наиболее значимых ноополитологических истин) – человек или коллектив, систематически побеждающий в ноократических войнах.
В настоящей статье осознанно не приводятся разработанные автором количественные процедуры установления сравнительной истинности конкурирующих политических теорий (доктрин, нормативных актов и т.п.) и методики присвоения различных по значимости ноократических рангов участникам ноократических войн, поскольку установление этих и других нормативов и правил — компетенция ноократического собщества в целом и, кроме того, такая конкретизация общих положений заняла бы слишком много места. Необходимо сказать лишь, что (в зависимости от выбора конкретных аксиологических и логико-методологических подходов) могут быть сформированы самые различные нормативные и процедурные механизмы, которые должны предлагаться, отбираться и утверждаться в ходе специальных ноократических войн.
Второе. В отличие от традиционных форм агональной научной коммуникации ноократическая война предполагает наличие мощной системы управления «ноовоенными (боевыми) действиями» комбатантов, а также диверсифицированной системы экспертиз и судейства.
Названные подсистемы предназначены для разработки программы ноократической войны, планирования ее хода, всесторонней содержательной и организационной подготовки «театра ноократической войны» (избранной для «ноовоенных действий» предметной области), непрерывного информационного обслуживания участников (ноокомбатантов), многоаспектной истинностной оценки конкурирующих проектов и подведения итогов всех «ноосражений», включая «генеральное».
Это обеспечивает ноократической войне высший уровень организованности, строгости и точности, а также общей гносеологической и практической эффективности осуществляемой в ее рамках агональной интеллектуальной коммуникации членов ноократического сообщества по отношению к традиционным формам.
Третье. Если в нормальной (по Т. Куну) науке традиционные формы агональной научной коммуникации являются как бы факультативными по отношению к основной исследовательской работе (поскольку в традиционно плохо формализованных научных спорах истина рождается редко, а сами межпарадигмальные споры, как правило, перерастают в тривиальную «логомахию»), то для ноократического сообщества (учитывая априори межпарадигмальный характер политики как предметной области) участие в ноократической войне является основным видом деятельности, вне которого сравнительная истинность результатов исследований и разработок в политической сфере в принципе не может быть установлена.
Четвертое. Традиционные формы интеллектуальной коммуникации, как известно, не уличены в настойчивом стремлении к дальнейшему совершенствованию (оптимизирующей формализации) или развитию (некоторые из них, – такие, как спор или диалог, например, — существуют в инвариантном виде уже тысячелетия).
Напротив, одним из наиболее фундаментальных признаков ноократической войны является ее принципиально саморефлективный характер, нормативно обусловленное стремление к непрерывному развитию. Для этого в механизм проведения каждой ноократической войны закладывается разветвленная инновационная подсистема, призванная обеспечивать организационное и содержательное развитие данной формы агональной коммуникации.
Кроме того, планируется периодически проводить ноократические войны по теории и практике ноократической войны как универсального механизма политического познания и практического осуществления режима ноократии (власти совокупного политического разума).
Таким образом, по замыслу, ноополитология представляет собой своего рода «метанаучную оболочку», организованную, постоянно инновируемую среду существования институционализованного политического разума гражданского общества, состоящего из множества его частных или корпоративных носителей – членов ноократического сообщества, являющихся постоянными участниками различного рода ноократических войн, направленных на решение тех или иных крупных политических и метаполитических проблем.
Любая метатеория (в том числе – ноополитология) сама нуждается в непрерывной верификации и прогрессивной трансформации.
Эту задачу планируется решать двумя путями: 1) проведением специальных ноократических войн по основаниям ноополитологии и теории ноократических войн в сети Интернет и 2) разработкой предметных политических теорий (шире — политических и политико-правовых доктрин), являющихся достаточно строгими содержательными интерпретациями (теоретическими и прикладными моделями) ноополитологии.
Что касается первого пути, то на сайте www.noocracy.ru, начиная с 2002 года, каждый желающий сможет проверить свои силы в качестве участника рефлексивной ноократической войны по общим вопросам ноополитологии и теории ноократических войн.
Что же касается второго пути, то содержательными интерпретациями ноополитологии (в разной степени истинными) будут все политико-правовые доктрины, которые представят в ходе ноовоенных действий участники грядущих ноократических войн.
Это – в будущем. К настоящему же времени разработана только одна (авторская) модельная интерпретация ноополитологии — ноократическая политико-правовая доктрина или концепция политического ноократизма, на которой необходимо кратко остановиться для обеспечения полноты обзора представляемой в статье метатеории и ответа на поставленный выше вопрос о совместимости идеи ноократии с реально существующими политическими системами.
Ключевым звеном концепции политического ноократизма является представление о необходимости нового разделения системы политической власти и формирования инновационной доктринальной власти (ноократической власти) в качестве высшей ветви государственной власти, стоящей над законодательной, исполнительной и судебной ее ветвями.
Необходимо оговориться, что идея доктринальной власти вообще не является чем-то новым в истории политико-правовой мысли. Функцию доктринальной власти (основного источника базовых принципов политической деятельности и права) попеременно или одновременно у разных народов выполняли морально-правовые обычаи и религиозные системы (мифы, священные книги, ритуалы и т.д.), а также (существенно реже) труды видных философов и юристов.
К числу уникальных исторических прецедентов в этом смысле можно отнести, например, «Дигесты» Юстиниана (дайджесты трудов древнеримских адептов права), имевшие статус закона и выступавшие источником права по отношению к другим отраслям римского права.
В настоящее время доктринальная власть в качестве источника права официально существует только в некоторых странах мусульманского мира (консолидированное мнение иджма – знатоков и авторитетов мусульманского права). В каком-то смысле к числу стран с доктринальной властью в качестве источника базовых политических принципов и права можно отнести современные Китай, Северную Корею, Кубу — государства, в которых до сих пор господствует коммунистическая идеология. К числу таких стран, безусловно, относился и Советский Союз.
В большинстве же стран мира доктринальная власть уже не является необходимым элементом политической системы. Более того, само слово доктрина приобрело откровенно пренебрежительный оттенок, а доктринером обычноназывают человека с застывшими, безнадежно устаревшими взглядами.
Причин отказа современных государств от доктринальной власти (в старом ее понимании) в качестве источника базовых экзистенциальных ценностей, политических принципов, моральных и правовых норм (не говоря уже о ее институционализации в качестве ведущей ветви государственной власти) довольно много, но важнейшим из них, пожалуй, является порочное стремление носителей или последователей той или иной политико-правовой доктрины к ее абсолютизации, сохранению основных ее положений в неприкосновенности на неопределенно долгое время. Сегодня, когда изменения в обществе происходят быстрее, чем люди успевают их осмыслять, такая инвариантность чего бы то ни было, безусловно, — непозволительная роскошь и тормоз общественного развития.
Вместе с тем, в настоящее время начинают проявляться и другие негативные тенденции: государственная власть во многих странах начинает терять стратегические ориентиры общественного развития, распыляясь на сиюминутные задачи, оказывается неспособной к своевременному распознаванию фундаментальных латентных проблем и противоречий и сталкивается с ними только тогда, когда они переходят в фазу зрелости (особой опасности для общества). В результате общество (из-за своей политической близорукости, неспособности мыслить стратегически, политически разумно) вынуждено платить за решение застарелых проблем на много порядков большую цену, чем в случае, когда власти занялись бы ими своевременно.
Кроме того, ни один государственный деятель (или орган государственной власти) сегодня не может быть уверен в оптимальности (относительной политической истинности) принимаемых им стратегических решений (программ, нормативных актов и т.д.) и их взаимной концептуальной непротиворечивости, поскольку не существует общественно признанной целостной системы доктрин, определяющих иерархию политических ценностей, принципов, норм и механизмов их реализации, а также институционализированной системы генерации, верификации и отбора самих базовых доктрин.
Это означает, что вместо застывших и неадекватных реальности догм прошлого мы сегодня имеем ничем в идейном (метаполитическом и метаправовом) плане не регулируемую политическую стихию.
Учитывая, что два обрисованных подхода к организации политической деятельности и власти (доктриналистский и антидоктриналистский) отличаются между собой (в смысле общественной привлекательности и эффективности), как «Сцилла» и «Харибда», то есть оба плохи, хотя и по разным причинам, автор и предлагает в качестве альтернативы им обоим концепцию ноократизма или, иначе, инновационного доктринализма.
Основная организационная идея этой концепции, как уже было сказано, состоит в осуществлении нового разделения властей, формировании и конституировании ноократической (или инновационной доктринальной) власти в качестве центрального звена политической системы общества.
Речь идет об имплантации (внедрении) в реальную политическую систему общества постоянно действующего механизма инновирования (прогрессивной смены) базовых политических и политико-правовых доктрин, полностью устраняющего недостатки доктриналистской и антидоктриналистской парадигм и объединяющего их достоинства: обеспечивающего метаполитическую и стратегическую направленность деятельности законодательной и исполнительной властей, гарантирующего непрерывность совершенствования и развития наиболее фундаментальных общественных установлений.
В контексте всего ранее сказанного не прозвучит, наверное, диссонансом тезис, что роль основной разрешающей процедуры в этом механизме отведена ноократическим войнам, ароль носителей высшей инновационной доктринальной власти – членам ноократического сообщества, имеющим максимальный ноократический рейтинг, то есть лицам, систематически участвующим и побеждающим в ноократических баталиях (ноосражениях).
Таков, если кратко, основной замысел ноополитологии и ее теоретической интерпретации — концепции ноократизма.
Автор далек от иллюзии, что в близком будущем будет создана государственная комиссия по пересмотру Конституции и внедрению идеи ноократизма в жизнь даже в какой-либо паллиативной форме (это было бы чрезмерно оптимистичной оценкой уровня развития совокупного политического разума в нашей стране), однако общественно значимые теоретические и практические идеи имеют обыкновение жить независимо от степени своей текущей политической признанности и уровня институционализированности.
В век Интернет ничто не мешает существованию серьезного интеллектуального общественного движения, направленного на создание ноократической власти, вначале на виртуальном уровне, а затем (после доказательства теоретических и практических преимуществ ноократизма гражданскому обществу) уже и на институциональном.
Во всяком случае, на сайте www.noocracy.ru всегда будут рады каждому, кто захочет высказать свое мнение по затронутым в данной статье вопросам и принять участие в одной (или нескольких) из запланированных уже на 2002-2005 годы ноократических войн. Написано в 1999-м году.
1.2. Ноократическое понимание истории
В настоящей статье в сжатом виде излагаются основные положения новой теоретической модели исторического процесса (социальной эволюции) — «ноократического понимания истории» (синонимы — «исторический ноокра-тизм», «социомика»).
В качестве общей теории исторического процесса ноократическое понимание истории противостоит как обществоведческим учениям объективистов-прогрессистов (Вико, Вольтер, Руссо, Дидро, Фихте, Гердер, Гегель, Маркс, Белл и т.д.), неоправданно фатализирующих исторический процесс, так и теоретическим воззрениям историков-релятивистов (Риккерт, Виндельбанд, Кроче, Дильтей, Ясперс, Поппер и др.), неправомерно лишающих человеческую историю внутреннего смысла и отрицающих возможность ее целенаправленной оптимизации.
Существенной особенностью исторического ноократизма (социомики)является тот факт, что, будучи целостной самодостаточной теорией исторического процесса, антагонистичной вышеназванным классическим и современным учениям в базовых теоретико-методологических положениях и установках («внешняя функция»), данная обществоведческая доктрина является, одновременно, метатеорией для потенциально бесконечного множества конкурирующих между собой теоретических моделей и политических проектов (решений) произвольного уровня общности, которые могут разрабатываться в рамках предлагаемой общей модели человеческой истории («внутренняя функция»). Причем «внутренняя» (метатеоретическая) функция исторического ноократизма существенно более значима, чем «внешняя» (теоретическая).
В этой связи основное назначение исторического ноократизма, по замыслу, — служить метатеоретической платформой, гарантирующей – в силу предельной общности избранных базовых теоретико-методологических подходов и высокого уровня формализованности — соизмеримость и адекватность сравнительной оценки различных взаимно противоречивых (или существенно несовпадающих) по своим интенциональным, аксиологическим, теоретическим и инструментальным характеристикам теоретических моделей, подходов, доктрин и политических решений стратегического (эволюционного) характера.
По существу, исторический ноократизм представляет собой предельно общую формализованную обществоведческую метапарадигму, своего рода теоретико-методологический эвристический конструктор, позволяющий различным субъектам научной и политической деятельности генерировать потенциально бесконечное множество соизмеримых между собой, но интенционально и аксиологически альтернативных социальных теорий, идеологических доктрин и конкретных эволюционно значимых политических решений.
Основная проблема исторического ноократизма — проблема максимизации совокупной экзистенциальной силы человеческого сообщества (социального универсума и его крупных составных частей – социомов) за счет разработки, селекции и внедрения в историческую практику эффективных искусственно созданных социальных (социотехнических) макроустройств и эволюционных технологий новых поколений или, иначе, — проблема выхода человеческого сообщества на принципиально новый качественный уровень социального бытия, обеспечивающий потенциальное и – в отдаленной исторической перспективе – актуальное бессмертие человечества.
Претензия исторического ноократизма на роль «метатеоретической оболочки», способной содействовать разрешению меж- и внутри- парадигмальных споров в идеологической и собственно политической сферах обеспечивается, кроме сказанного, наличием «встроенного» универсального гносеологического инструмента, формализующего и стандартизирующего процесс агональной интеллектуальной коммуникации в области обществоведения (технологии «ноократических войн»).
Основные понятия исторического ноократизма
При формировании базового понятийного аппарата исторического ноократизма автор столкнулся с проблемой непреодолимой полисемичности и неопределенности традиционных понятий обществоведения, их полного несоответствия поставленным исследовательским и конструкторским целям.
Это потребовало введения в используемый понятийный аппарат целого ряда (более 100) новых понятий — неологизмов («социальный универсум» или «социун», «социом» или «общественная экзистенциальная система», «экзистенциальная сила», «экзистенциальные отношения», «ноократическое общество», «метагосударство», «ноократия», «ноократическая война» и т.п.), а также переосмысления и переопределения некоторых общеупотребительных терминов: социальный объект, личность, политический разум и т.д.
В этой связи — в целях максимально возможного «уплотнения» излагаемого материала – настоящая статья построена как система взаимосвязанных определений основных терминов исторического ноократизма и (по необходимости) коротких комментариев к ним, дающая в целом достаточно адекватное первичное представление об излагаемой метатеоретической конструкции.
Социальный универсум и социальный объект. С учетом приведенной выше формулировки основной проблемы исторического ноократизма представляется совершенно естественным, что манифестация понятийного аппарата данной метатеории должна начаться с определения понятия бытия вообще, универсума, из которого должны быть дедуцированы и по отношению к которому дефинированы все остальные понятия.
Определим универсум как абсолютную единицу существования (абсолютный объект, предельную экзистенциальную силу), единство бытия и ничто, интегрированное множество реальных, возможных и идеальных (желательных, но актуально невозможных) миров, их составных частей и элементов. При этом универсум рассматривается как одаренный самосознанием и разумом автоэволюционирующий объект, то есть как самотворящий Демиург.
Универсум состоит из объектов. Объект — это достаточно строго выделенный из всех прочих по какому-либо основанию (признаку или группе признаков) фрагмент универсума (индивидуум), имеющий комплекс свойств, присущих только ему одному (принцип индивидуации), и отображаемый (моделируемый) в понятии (их совокупности), единица бытия (неважно, онтологического или ментального).
Каждый объект является самостоятельным субъектом существования (экзистенциальной силой, системой существования) в своей реальности (среде существования), то есть таким фрагментом бытия, который обладает достаточным для своего существования комплексом оснований (причин), а также некоторой качественно и количественно ограниченной актуальной способностью к дальнейшему существованию, позволяющей данному объекту полностью пройти обусловленный его экзистенциальным характеристикам и условиям среды жизненный цикл (жизненный путь).
Совокупная способность некоторого объекта к выживанию и развитию в какой-либо реальности (окружающей среде) называется его экзистенциальным потенциалом или потенциалом существования. Любой объект связан с другими объектами своей реальности комплексом существенных для его бытия отношений, которые называются экзистенциальными отношениями или отношениями существования.
В изложенном смысле любой объект есть целостная экзистенциальная сила (единица бытия), единство экзистенциального потенциала и экзистенциальных отношений.
По уровню развития своей экзистенциальной силы все объекты делятся на три большие группы: актуально бессмертные, потенциально бессмертные и смертные (конечные). Для всех видов объектов (абиотических, биотических, социальных и метасоциальных) под смертностью (конечностью) в настоящей работе понимается разрушимость (уничтожимость)объекта, то есть способность объекта к утрате своих основных сущностных свойств и формы, к необратимой качественной деградации (к переходу в небытие) под воздействием достаточно сильных внешних или внутренних деструктивных факторов.
К первой группе относится, например, универсум в целом, поскольку он конвенционально является абсолютной единицей существования, по отношению к которой понятие смерть попросту не имеет смысла (не определено). Ко второй — крупные части универсума, способные существовать (или продлять свое существование) сколь угодно долго, но не гарантированные от смерти (отдельные миры, вселенные и т.п.). К третьей — все остальные объекты, включая современное человечество.
Отнесенность объектов к той или иной таксономической группе в данной классификации не абсолютна. Различные объекты могут как понижать, так и повышать свой экзистенциальный ранг. В частности, по нашему мнению, человеческое сообщество как целое вполне способно при определенных условиях (о которых речь пойдет ниже) перейти из разряда смертных объектов в разряд потенциально бессмертных и даже претендовать (в очень отдаленном будущем) на статус актуально бессмертного объекта (хотя на этом уровне оно уже вряд ли будет называться человечеством).
Экзистенциальные потенциалы и отношения различных объектов могут быть либо статическими, либо динамическими. Статическими экзистенциальными потенциалами и отношениями обладают, в основном, абиотические объекты, то есть природные объекты, не способные к сущностным изменениям и адаптации к условиям среды.
Соответственно, динамическими экзистенциальными потенциалами и отношениями обладают биологические (биотические) и социальные объекты, способные к саморазвитию (качественным, сущностным изменениям), адаптации и преадаптации к окружающей среде.
Здесь мы подошли к определению понятий: социальный универсум и социальный объект.
Под социальным универсумом (социуном, социосферой) будем понимать составную часть универсума, включающую человечество в целом, результаты его жизнедеятельности и природный ареал (ближайшую среду) его существования, бытия (Земля, близкий космос и т.д. — по мере расширения сферы активного присутствия человека).
Соответственно, социальный объект (СО) определяется как корректно выделенный из прочих фрагмент социального универсума (социуна, социосферы) или как объект, включающий в себя в качестве элемента по крайней мере одного социализированного человеческого индивида (несоциализированная человеческая особь сама по себе является лишь биологическим объектом). То есть социальным объектом является как отдельный социально нормальный человек (элементарный СО), так и сколь угодно большая группа людей, включая человеческое сообщество в целом. Кроме людей в состав СО могут входить также биологические и абиотические объекты, необходимые для человеческого существования, но это не необходимое условие для идентификации того или иного объекта в качестве социального.
Важно иметь в виду, что входящими в социальный универсум мы полагаем не только актуальные, действительные (прошлые и настоящие), но и возможные (потенциально реализуемые), а также идеальные (актуально технически и технологически невозможные на момент рассмотрения) социальные объекты. Это дает нам возможность в дальнейшем говорить о реальных, возможных и идеальных социальных объектах (социальных устройствах) различного назначения и уровня общности в единой системе терминов.
Как и прочие фрагменты универсума, все социальные объекты являютсяцелостными экзистенциальными системами (экзистенциальными силами различной единичной мощности), то естьобладают индивидуальными, только им присущимиэкзистенциальными потенциалами и отношениями, позволяющими им актуально существовать в той или иной социальной реальности, а также рассчитывать на некоторую длительность существования в будущем.
Отличительной особенностью социальных объектов является тот факт, что их экзистенциальные потенциалы и отношения обладают высшей степенью динамичности (способностью к изменениям) по сравнению с биологическими и абиотическими объектами, обусловленной влиянием такого системообразующего экзистенциального фактора, как человеческий разум.
Для целей дальнейшего изложения важно различать множественные и индивидные социальные объекты (СО). Множественные социальные объекты (социальные множества) — это СО, включающие в свой состав два и более социальных элемента (СО различного рода), отобранных по принципу общности тех или иных признаков, являющихся основаниями включения в множество, но не связанных между собой какими-либо отношениями. К числу множественных СО можно отнести, например, различные общественные группы (классы, страты, когорты, кластеры и т.д.), выделенные из генеральной совокупности людей по половозрастным, профессиональным, имущественным и т.п. признакам. Множественные СО не имеют функций и свойств, не сводимых к функциям и свойствам своих элементов, и, как правило, не рассматриваются в рамках исторического ноократизма в качестве самостоятельных экзистенциальных единиц (сил), хотя, безусловно, можно вести речь о суммарном экзистенциальном потенциале всех элементарных СО, входящих в состав объемлющего их множественного СО.
Индивидные социальные объекты (социальные индивиды) — это такие СО, которые имеют в своем составе один — единственный элемент или (если элементов два и более) обладают функциями и свойствами, отличными от функций и свойств своих элементов, то есть являются социальными единицами (самостоятельными экзистенциальными силами) различного уровня общности.
Будем различать индивидные социальные объекты двух видов: монадические СО и системные СО. Монадическими СО (социальными монадами) назовем СО, которые в принципе не могут быть разложены на составляющие их элементы (отдельно взятый человек, например) или рассматриваются в том или ином гносеологическом контексте как неделимое целое (например, семья как минимальная социальная единица, обладающая потенциалом репродукции человека). Системным СО (социальной системой) назовем множественный СО, составные части и элементы которого находятся между собой в каких-либо отношениях, позволяющих рассматривать данный СО как единое социальное целое, обладающее функциями и свойствами, не сводимыми к функциям и свойствам своих составных частей и элементов.
Чтобы в дальнейшем не было путаницы в понятиях, поясним, что один и тот же СО, например, рабочий класс может рассматриваться в двух смыслах: как множественный СО и как индивидный (единичный, системный) СО. В первом случае рабочий класс представляет собой простую статистическую выборку из генеральной совокупности людей, а во втором — интегрированное социальное сообщество (целостную социальную силу, особую единицу социального действия), имеющее (как показала история) далеко идущие общественные цели, отнюдь не сводимые к сумме целей отдельных его представителей (элементов).
В дальнейшем мы по умолчанию будем вести речь об индивидных СО (социальных единицах, относительно самостоятельных социальных силах), при необходимости оговаривая иное.
При анализе социальных объектов часто оказывается важным знать его иерархический статус, то есть его точное местоположение в системе других социальных объектов. Взаимосвязанные друг с другом СО по своему иерархическому статусу подразделяются на три вида: «элементы«, «составные части«, «объемлющие СО«.
Элементарным СО (элементом) называется СО, который в силу своей природы (человек, например) или конвенционально (к примеру, минимальное по численности воинское подразделение) не может быть поделенным на более мелкие СО.
СО А называется составной частью СО Б (субСО), если все элементы СО А содержатся в составе СО Б и если в составе СО Б содержится хотя бы один дополнительный элемент, не входящий в состав СО А. Соответственно, СО Б в этом случае является объемлющим СО (надСО, суперСО) по отношению к СО А. Объемлющие СО являются средой по отношению к своим составным частям.
Различные мелкие СО могут иметь над собой десятки и сотни объемлющих их более крупных СО и, наоборот, крупные СО могут последовательно декомпозироваться на множество мелких. Для социального универсума (социуна) не существует объемлющего его СО. Его средами (объемлющими объектами) могут быть только крупные природные объекты (Земля, Солнечная система, Галактика и т.п.).
Таким образом, определить иерархический статус некоторого СО — значит выявить последовательность основных сред (объемлющих СО или природных объектов), в которые данный СО входит в качестве составной части или элемента.
Социом (общественная экзистенциальная система). Хотя все социальные объекты являются, одновременно, субъектами существования (выделенными из социального универсума по тем или иным основаниям экзистенциальными силами, экзистенциальными системами), они далеко не тождественны между собой по своим общественным функциям, параметрам своих экзистенциальных потенциалов и отношений, а также длительности жизненных циклов.
Если дифференцировать множество СО по критериям универсальности (полноты) выполняемых ими экзистенциальных функций, мощности их экзистенциальных потенциалов (совокупной экзистенциальной силе) и длительности жизненного цикла, выявится четкая иерархия различных классов СО, на вершине которой окажутся такие предельные по своим экзистенциальным характеристикам СО, как социун, социосфера в целом, локальные по ареалу своего существования культуры (племена, племенные союзы, этносы и т.п.), цивилизации и суверенные государственные образования.
Назовем эти предельно экзистенциально самодостаточные и функционально самостоятельные (независимые) социальные объекты, к числу которых относится как социальный универсум (социун, социосфера) в целом, так и его основные составные части (суверенные государства, цивилизации, отдельно живущие в каком-либо ареале племена и т.п.) социомами или – что семантически тождественно — общественными экзистенциальными системами (сокращенно — ОЭС). Чтобы отличать социальный универсум (социун) в целом от других социомов, будем его называть суперсоциомом или абсолютной общественной экзистенциальной системой (АОЭС).
Социальные объекты социомического класса и будут основным предметом нашего дальнейшего рассмотрения. К частным социальным объектам, входящим в состав социомов, мы будем обращаться лишь контекстуально (при анализе функций, структуры, механизмов самосохранения, репродукции и эволюции собственно социомов), имея в виду, тем не менее, что понятийный и логико-методологический аппараты, применяемые в настоящей работе для исследования и проектирования социомов, универсальны и применимы для СО произвольного уровня общности (включая элементарные: отдельные люди и малые временные неформальные группы, например).
Будучи системообразующим понятием исторического ноократизма, термин социом (общественная экзистенциальная система) чрезвычайно многовалентен (обладает множеством семантических и логических связей с другими существенными понятиями, а потому не может быть исчерпывающим образом определен через какой-либо один ближайший род или с какой-либо одной теоретико-методологической точки зрения.
Поэтому целесообразнее вести речь о динамической (непрерывно пополняемой и уточняемой) системе (комплексе) определений понятия социом, которые призваны в единстве достаточно точно отобразить рассматриваемую предметную область, нежели об одном универсальном определении.
Иерархическое определение социома. С иерархической точки зрения любой произвольно взятый социом — это самосознающая, личностно организованная, относительно самостоятельно эволюционирующая составная часть социального универсума (социуна, социосферы, суперсоциома), автаркично сосуществующая или взаимодействующая (находящаяся в отношениях экзистенциальной конкуренции и/или сотрудничества) с другими членами социомического сообщества.
Социомическое сообщество – это множество взаимодействующих или независимо сосуществующих в рамках одной исторической эпохи социомов (самостоятельных государств, например), образующих в совокупности социальный универсум (социосферу, суперсоциом).
Межсоциомические отношения — экзистенциальные отношения между различными социомами, сосуществующими в конкретный исторический период в социальном универсуме (вообще говоря — межгосударственные отношения).
Среда существования (окружающая среда, экзистенциальная среда) социома – множество членов социомического сообщества, сосуществующих с данным в социальном универсуме и система экзистенциальных отношений, сложившихся между социомами в конкретный период времени (система межсоциомических отношений). Средой существования социального универсума в целом является универсум.
Функциональное определение социома. С функциональной точки зрения социом – это предельно универсальный и самодостаточный по своим основным экзистенциальным функциям (самосохранение, репродукция и саморазвитие) социальный объект, стремящийся к максимизации своего существования (в идеале – к актуальному бессмертию) и обладающий потенциалом прогрессивной автоэволюции (способностью к внутренне инициированному переходу в более высокое качественное состояние).
В данном определении социома отражен основной идеал любого социального объекта (человеческого сообщества в целом, государства и т.п., включая отдельного человеческого индивида) – актуальное бессмертие, а также три наиболее фундаментальные функции любого социального объекта, обеспечивающие его существование и движение к названному идеалу: самосохранение (иммунизация от деструктивных внешних и внутренних воздействий), репродукция (простое и/или расширенное воспроизводство своих составных частей и всех необходимых условий существования) и саморазвитие (адаптация и преадаптация к изменчивым условиям среды).
Функциональное отличие социома от других (имеющих более низкий иерархический ранг) социальных объектов состоит лишь в его более высоких экзистенциальной универсальности и самодостаточности, то есть в том, что любой социом (не говоря уже о социальном универсуме в целом) в произвольную историческую эпоху имеет существенно больше степеней экзистенциальной свободы (возможностей выбора направлений и средств жизнедеятельности), чем входящие в него частные социальные объекты, включая отдельных людей.
Экзистенциальное определение социома. С экзистенциальной точки зрения социом – это в той или иной степени самосознающая эволюционно самодостаточная целостная (единичная) экзистенциальная сила, превышающая по уровню функциональной универсальности и другим основным качественным параметрам сумму экзистенциальных сил входящих в нее социальных объектов (социота), единство экзистенциального потенциала и экзистенциальных отношений. Или, иначе, социом – это обладающая той или иной степенью самосознания, разумности и личностной организованности независимая (суверенная, в пределе — автаркичная) экзистенциальная единица (субъект социального бытия и эволюции), включающая в свой состав множество взаимодействующих и взаимосвязанных, взаимозависимых социальных объектов низших экзистенциальных рангов и функционирующая в некоторой относительно благоприятной для жизни людей природной среде существования (в рамках некоторого фиксированного социотопа). См. Схему 1.
Схема 1. Социом как универсальная экзистенциальная сила
| Социом | |||
| Экзистенциальный потенциал социома | Экзистенциальные отношения (экзистенциальная форма) социома | ||
| Социота | Социотоп Социома | внешние и внутренние экзистенциальные отношениясоциотические и социотопические экзистенциальные отношения | |
| Социомасса | Средства существования социома | ||
Экзистенциальный потенциал (потенциал существования) социома – единство социоты и социотопа, совокупная способность социома к самосохранению, воспроизводству и развитию в определенном диапазоне условий существования.
Социота – полное множество (генеральная совокупность) социальных объектов различных уровней общности и иерархической вложенности, входящих в некоторый социоценоз и рассматриваемых вне контекста их экзистенциальных взаимодействий (отношений).
Социомасса – множество, популяция людей (социализированных человеческих особей), входящих в какой–либо социом в качестве его элементов.
Средства существования социома – подконтрольные социому общественные (социальные институты, экзистенциальные доктрины, правовые и этические нормы, политические решения и т.п.), информационные (естественные и искусственные языки, логико-методологические системы, знания о человеке, обществе и природе, различные общие и специальные экзистенциальные технологии и т.д.), биологические (животные, растения, органические вещества и т.п.) и материально-технические (здания, сооружения, многобразные орудия деятельности, предметы потребления, минеральное сырье и т.п.) экзистенциальные факторы, необходимые для его самосохранения, самовоспроизводства и саморазвития.
Социотоп (социализированная экосистема) – территория, пригодная для жизни какого – либо экзистенциально независимого (самодостаточного) человеческого сообщества, природная среда некоторой целостной самосознающей системы экзистенциально взаимосвязанных социальных объектов, их общее жизненное пространство (участок земной суши, Земля в целом, обитаемая часть Космома), включающее комплекс естественных экзистенциальных факторов (климат, физико-химические свойства субстрата и т.п.) и жизненных ресурсов (минеральных и органических веществ), необходимых людям и их сообществам для удовлетворения актуальных и потенциальных экзистенциальных потребностей.
Экзистенциальные отношения (экзистенциальная форма, форма существования) социома – система внешних и внутренних отношений социома, обеспечивающих его функциональное и структурное единство и определяющих его экзистенциальный ранг (интегральное экзистенциальное качество).
Экзистенциальные отношения социома делятся по множеству оснований, среди которых выделим следующие основные.
Внешние экзистенциальные отношения социома — система отношений социома с другими членами социомического сообщества (отношения войны и мира, торговли, экономической кооперации, культурного обмена и т.п.) и внешней (выходящей за рамки социотопа социома) природной средой.
Внутренние экзистенциальные отношения социома — система взаимоотношений социальных объектов, входящих в состав социома и отношений входящей в данный социом социоты с социотопом.
Социотические (социоценотические) отношения социома – система отношенийсоциома и его составных частей (СО) между собой и другими социомами и их составными частями (субСО), то есть отношения между различными социальными объектами внутри и вне социома, направленные на сохранение, воспроизводство и развитие социальных объектов всех уровней общности. В состав социотических (социоценотических) отношений социома входят, кроме прочего, все виды отношений, связанных со здравоохранением, репродукцией, социализацией и социальной защитой человека.
Социотопические отношения социома – система отношений социома в целом и входящих в него социальных объектов (социоты) с внутренней (социотоп) и внешней (Земля в целом и т.д.) природной средой. К социотопическим отношениям социома относятся, в частности, все виды производственных, воспроизводственных и инновационных отношений, связанных с созданием и потреблением материально-технических ценностей, необходимых для существования людей и более общих социальных объектов.
Для завершения процедуры экзистенциального определения социома введем также понятия социоценоз и социотопоценоз. Определим социоценоз как составную часть социома, представляющую собой целостную самосознающую систему взаимодействующих (кооперирующихся и/или конкурирующих между собой) социальных объектов различных иерархических рангов, как единство социоты и системы общественных экзистенциальных отношений (экзистенциальной формы социома), то есть как социом, взятый без принадлежащего ему социотопа.
Соответственно, социотопоценоз (социом в целом)определяется как исторически конкретное единство социоценоза и социотопа или, иначе, как единство социоты, социотопа и системы экзистенциальных отношений между социальными объектами и средой их обитания.
Деятельностное определение социома. Наиболее важным видом жизненной активности людей, а, соответственно, и всех других социальных объектов, включая социун в целом и любой произвольно взятый социом, является деятельность. Деятельность – это приобретенный в ходе эволюции особый вид жизненной активности социальных объектов произвольного уровня общности, характеризующийся наличием момента целенаправленности и предопределенности (рациональной детерминированности) результата предпринимаемых усилий.
Естественно, что, хотя существуют и неосознанные виды человеческой социальной активности, которые нельзя трактовать в терминах деятельности, вполне оправдано рассмотрение социома с деятельностной точки зрения, поскольку именно этот вид активности является доминирующим в ходе исторического процесса.
Деятельностный подход к определению социома сводится к представлению его в виде единства некоторых наиболее важных сфер деятельности. Этот подход сам по себе не нов (во всех учебниках по социологии можно встретить различные наборы сфер человеческой деятельности, из которых состоит общество: политическая сфера, социальная сфера, экономическая сфера и т.д.).
Проблема лишь в том, что большинство подобных наборов — лишь дескриптивные, произвольные по своей семантике эклектические множества взаимно пересекающихся понятий, составленные с серьезными нарушениями логических законов классификации. Объясняется это тем обстоятельством, что традиционные деления общества на институционализированные или неинституционализированные деятельностные подсистемы складывались стихийно, отражая сложившиеся в различных государствах исторические реалии (фактически существующую практику разделения деятельности), а не некоторую заранее заданную семантически универсальную и логически непротиворечивую теоретическую модель.
Ноократическое понимание истории предполагает прямо противоположный подход: вначале создаются универсальные семантические шкалы (схемы), логически и содержательно оптимальным образом структурирующие деятельность, и лишь затем эти шкалы «прикладываются» к реальности, позволяя единообразным образом фиксировать динамику деятельностных приоритетов в различные исторические эпохи и в разных обществах.
В рамках исторического ноократизма выделяются три главных подхода к классификации человеческой деятельности и, соответственно, к структуризации деятельностных подсистем социома: а) экзистенциально-функциональный, б) управленческий и в) предметный.
С точки зрения экзистенциально-функционального подхода к человеческой деятельности социом представляет собой единство иммунной (направленной на самосохранение), репродуктивной (направленной на простое и расширенное воспроизводство) и инновационной (направленной на развитие, эволюцию) деятельностных подсистем, обеспечивающих полный экзистенциальный цикл всех компонентов общественной системы. Важно отметить, что, хотя данная структуризация основных подсистем человеческого общества не является традиционной, она, тем не менее, является универсальной для любого произвольно взятого социома – даже первобытного племени. Другое дело, что в первобытном обществе репродуктивная и инновационная функции (деятельностные подсистемы) были менее развиты и актуальны, чем иммунная функция.
С управленческой точки зрения социом делится на две основные деятельностные подсистемы: систему политического управления и систему исполнения с очевидными, исходя из названий, функциями.
Наконец, с предметной точки зрения социом представляет собой единство социотической (направленной на сохранение, воспроизводство и развитие социальных объектов всех видов) и социотопической (направленной на удовлетворение материальных потребностей социальных объектов и минимизацию экзистенциального давления природной среды) деятельностных подсистем.
Каждое из приведенных трех деятельностных определений является семантически полным (ни одно из них нельзя дополнить каким-либо еще элементом — деятельностной подсистемой — без нарушения логики), но они являются взаимно комплементарными в том смысле, что на их основе можно разрабатывать различные синтетические деятельностные определения (социотехнические структуризации) социома, которые крайне важны как для построения адекватных теоретических моделей социальной эволюции, так и для стратегического социального проектирования. См. Схемы 2 – 4.
Схема 2. Функционально–управленческая структура социома
| Иммунная система социома | Репродуктивная система социома | Инновационная система социома | |
| Система политического управления | Система управления иммунной деятельностью | Система управления репродуктивной деятельностью | Система управления инновационной деятельностью |
| Система исполнения | Система исполнительской иммунной деятельности | Система исполнительской репродуктивной деятельности | Система исполнительской инновационной деятельности |
Если уже деление социома (в традиционной социологии — общества) на иммунную, репродуктивную и инновационную деятельностные подсистемы — по мнению ряда специалистов-социологов, с которыми общался автор по излагаемой проблематике, — достаточно «рискованный» теоретический ход, то вытекающее из него деление на аналогичные подсистемы системы политического управления – тем более. Вместе с тем, ничего произвольного в таком делении (хотя оно пока и не институционализировано в современном обществе) нет.
Более того, оно несет в себе серьезный эвристический потенциал, который позволит в будущем исправить многие атавизмы в политике, доставшиеся нам от прошлых эпох. Приведем лишь один пример. Практически во всех странах мира в явном виде существуют различные доктрины национальной безопасности и соответствующие им системы безопасности (армия, разведка, контрразведка, различные службы спасения и чрезвычайных ситуаций), но ни репродуктивной и инновационной национальных доктрин, ни четко институционализированных репродуктивной и – особенно — инновационной систем в подавляющем большинстве современных государств нет. Означает ли это, что у современных государств нет объективной потребности в определении своей долгосрочной репродуктивной (воспроизводственной) и инновационной политики? Очевидно, что такая потребность — пусть и достаточно слабо осознаваемая — есть. Не было лишь теоретической модели, обосновывающей и легитимизирующей на научном уровне подобные структурные нововведения и активно противостоящей доставшимся нам в наследство еще от первобытного общества отжившим политическим традициям, отдающим безусловный приоритет иммунной подсистеме общества над всеми остальными. Теперь такая теоретическая модель существует.
Рассмотрим теперь предметно – управленческую (схема 3) и функционально – предметную (схема 4) подсистемы социома.
Уже деление социома на социотическую (направленную на социоту, то есть на защиту, репродукцию и развитие социальных объектов всех видов, включая человека) и на социотопическую (включающую материально–техническое производство и экологическую деятельность) подсистемы для многих традиционалистов от обществоведения может показаться если не полностью неприемлемым, то весьма неудобоваримым. Что же касается выделения таких самостоятельных подсистем социома, как система управления социотической деятельностью, например (см. Схему 3), или система развития социотической деятельности (см. Схему 4), то многим это может показаться пустой игрой словами.
Схема 3. Предметно-управленческая структура социома
| Система социотической деятельности социома | Система социотопической деятельности социома | |
| Система политического управления | Система управления социотической деятельностью | Система управления социотопической деятельностью |
| Система исполнения | Система исполнительской социотической деятельности | Система исполнительской социотопической деятельности |
На самом деле все отнюдь не так просто. Одним из важнейших положений исторического ноократизма является констатация острейшего эволюционного противоречия между социотической и социотопической сферами, выражающегося в колоссальном отставании первой сферы от второй в темпах развития. Соответственно, единственным способом «снятия» этого противоречия является создание эффективной системы управления социотической деятельностью, а также системы развития социотической деятельности и придание этим подсистемам социома статуса приоритетных. Об этом еще пойдет речь ниже.
Схема 4. Функционально-предметная структура социома
| Иммунная система социома | Репродуктивная система социома | Инновационная система социома | |
| Система социотичес-кой деятельности социома | Система безопаснос-ти социотической деятельности | Система расширенного воспроизводства социотической деятельности | Система развития социотической деятельности |
| Система социотопической деятельности социома | Система безопасности социотопической деятельности | Система расширенного воспроизводства социотопической деятельности | Система развития социотопической деятельности |
Выше приведены лишь некоторые общие двумерные синтетические структурные деятельностные модели социома. Между тем, изложенный подход позволяет строить весьма нетривиальные и эвристичные специальные теоретические модели и социотехнические схемы, число которых ограничено лишь фантазией разработчиков и научно-практической целесообразностью. К настоящему времени автором составлен социотехнический каталог из нескольких сотен наиболее интересных дву– и трех– мерных структурных схем, позволяющих всесторонне изучать и оптимизировать устройство социома в целом и входящих в него менее общих социальных объектов, но в будущем, если социомика будет воспринята научным и политическим сообществом в качестве реального инструмента познания, проектирования и развития общества, подобных схем различного уровня общности и специализированности может быть создано гораздо больше. Вопрос – только в селекции наиболее существенных и эффективных из них.
Обзорный характер настоящей статьи не позволяет в полной мере манифестировать и эксплицировать понятийный аппарат ноократического понимания истории, однако сказанного вполне достаточно для первичного представления общей схемы социальной эволюции, являющейся семантическим ядром излагаемой теоретической концепции.
Общая схема социальной эволюции
В рамках ноократического понимания истории социальная эволюция рассматривается как особая составная часть процесса автоэволюции универсума, подчиняющаяся общеэволюционным законам, однако имеющая свою качественную специфику, выражающуюся в большем уровне осознанности, целенаправленности, инновационной динамичности и свободы от условий среды по сравнению с абиотической и биологической составляющими всеобщего эволюционного процесса, что является предпосылкой для перехода человечества к более высоким (еще более динамичным и свободным) уровням универсальной эволюции.
Место социальной фазы эволюции во всеобъемлющем процессе эволюции универсума определено в схеме 5.
Схема 5. Основные фазы «малой цепи эволюции универсума»
| Абиотическая фаза эволюции | Биологическая (биотическая) фаза эволюции | Метабиотическая фаза эволюции | Демиургическая фаза эволюции | |
| Социальная фаза эволюции | Метасоциальная фаза эволюции | |||
Следует отметить, что приведенная в схеме 5 последовательность фаз эволюции универсума отражает лишь одно крупное звено этого бесконечного процесса – с момента Творения (нашего) мира – и до момента завершения Демиургом (самосознающим и саморазвивающимся универсумом) некоторого крупного этапа самопознания и саморазвития.
Процесс эволюции универсума в целом («большая цепь») может быть схематично представлен следующими двумя звеньями (эволюционными циклами): а) … — Демиург – Сотворение и развитие мира (бытия) – Обновленный Демиург — … и б) … — Сотворение и развитие мира — Становление Демиурга нового поколения — Сотворение и развитие нового (более упорядоченного и гармоничного, чем прежний) мира — … .
Данное представление является крайне важным для ноократического понимания истории (является его сутью, идейным фундаментом),однако сколь-нибудь полная экспликация«большой цепи эволюции универсума» в рамках настоящей работы невозможна.
Заметим лишь, что концепция Демиурга-универсума, лежащая в основе исторического ноократизма, существенно отличается от идеи Бога в традиционных религиях.
Это отличие (кроме прочего) состоит в том, что Демиург-универсум рассматривается (в рамках исторического ноократизма) как хотя и актуально бессмертное, но активно самопознающее, самопорождающее и циклически автоэволюционирующее начало, как актуально абсолютно динамичная экзистенциальная сила, а Бог в традиционных религиях обычно трактуется как абсолютное совершенство, то есть, строго говоря, как актуально абсолютно статичная экзистенциальная сила, бесконечно давно (если можно так выразиться)достигшая всех действительных ивозможных целей и идеалов.
В этом смысле усилия классического Бога из священных писаний по созданию Мира и Человека (то есть его обращение к сфере конечного и несовершенного — к предметной области, которая уже давно, казалось бы, не должна была по логике вещей вызывать Его интереса в силу своей тленности и абсолютной познанности) представляются, мягко говоря, парадоксальными (внутренне формально-логически противоречивыми), — в то время как аналогичные усилия Демиурга-универсума, существование которого постулируется историческим ноократизмом, — напротив, вполне логически корректны, органичны и мотивированы.
Рассмотрим теперь фазы «малой цепи эволюции универсума», включенные в схему 5.
В данной схеме абиотическая фаза эволюции универсума представлена как первичная. Означает ли это, что материальный мир здесь трактуется как объект, созданный без стартового творческого импульса Демиурга-универсума? Отнюдь нет. Речь идет лишь о том, что многократно ранее перерождавшийся Демиург-универсум, создав и упорядочив (гармонизировав) на очередном этапе своей автоэволюции новую, более совершенную, чем прошлая, версию материального и прочих миров (новую систему правил универсальной Игры в бытие), уже не вмешивается в ход спроектированной им в общих чертах и инициализированной (запущенной) эволюции в целях получения итоговой конструктивной информации, необходимой ему для дальнейшего саморазвития. В противном случае вся эволюционная Игра лишилась бы смысла, так как свелась бы к заранее известному тривиальному для ее создателя и режиссера экзистенциальному результату, не имеющему никакой гносеологической и эволюционной ценности.
В этом смысле, чтобы не смущать материалистически (атеистически) ориентированных членов научного и политического сообществ, на первых этапах «презентации» ноократического понимания истории гипотезу о существовании и роли Демиурга как творца, перводвигателя, первопричины всеобъемлющей эволюционной Игры можно не рассматривать, принимая наличный уровень организованности универсума как беспредпосылочную данность.
При этом важно понимать, тем не менее, что абсолютная цель, идеал этой Игры для человеческого рода как целого (включая атеистически настроенную его часть) с точки зрения ноократического понимания истории – становление человечества в качестве Демиурга нового поколения, то есть в качестве такой новой актуально бессмертной экзистенциальной силы, которая существенно дополняла бы совокупный творческий (эволюционный) потенциал Демиурга — универсума, созданный в прошлых эволюционных циклах, и содействовала реальному возрастанию ранее накопленного уровня организованности мироздания, непрерывно познавая и оптимизируя его законы.
В соответствии с этой идеальной интенциональной установкой в схеме 5 предусмотрена особая (промежуточная по отношению к социальной и демиургической фазам) метасоциальная фаза эволюции, в ходе которой социальный универсум (человечество)призван перейти из разряда актуально смертных (конечных) объектов, каковым он является в настоящее время,в разряд потенциально бессмертных объектов, то есть таких объектов, которые за счет сверхразвития своих адаптивных и преадаптивных способностей могут гарантированно неограниченно долго продлевать свое существование независимо от действительных и возможных изменений окружающей среды.
Означает ли сказанное, что в рамках исторического ноократизма метасоциальная и, далее, демиургическая фазы эволюции универсума рассматриваются как предопределенные для человечества, как исторически неизбежные в будущем (на манер «неизбежной победы коммунизма во всем мире»)? Вовсе нет. Приведенная в схеме 5 последовательность прогрессивных фаз эволюции универсума — всего лишь своего рода модельная «эволюционная линейка», «шкала эволюционных ценностей», ясно различимые деления которой позволяют оценить текущий уровень эволюционных достижений человечества по отношению к заранее заданным эволюционным идеалам (высшим эволюционным ценностям) и наметить приоритетные направления социального развития в будущем.
В реальной же будущей истории человечество — равно, как и любой другой актуально смертный объект, — вполне может исчезнуть с «лица универсума» под разрушительным воздействием внутренних противоречий, вследствие катастрофического ухудшения природных условий существования и т.п. факторов, даже не осознав до конца своего предназначения и причин гибели.
В эволюционной Игре «возврата ходов» нет, о чем свидетельствуют судьбы погибших цивилизаций прошлого.
В этом смысле ноократическое понимание истории – всего лишь инструмент моделирования, проектирования и выбора оптимальных социальных макроустройств и траекторий социальной эволюции с точки зрения избранных стратегических целей и идеалов, но отнюдь не идеологическая «индульгенция», отпускающая «экзистенциальные грехи» и исторические ошибки и предрекающая человечеству (безо всяких на то оснований) «рай актуального бессмертия» и «богоравенство».
Какая-то из потенциально (а может быть и актуально) бесконечного числа одаренных сознанием и разумом цивилизаций (созданных отнюдь не обязательно хомоподобными существами) в различных вселенных универсума, безусловно, когда-нибудь разовьется до уровня нового Демиурга, чемпиона универсума по Игре в эволюцию, и завершит текущий цикл «большой цепи эволюции», но никто не гарантирует, что это будет наша цивилизация. За эту Честь нужно будет, как минимум, серьезно побороться.
Сделав эти общие замечания о структуре механизма эволюции универсума в целом, рассмотрим собственно социальную фазу «малой цепи» эволюции универсума (см. Схему 6).
Схема 6. Социальная фаза эволюции универсума
| Социальная эволюция | ||
| Дисгармоническая (квазиноократическая) фаза социальной эволюции | Гармоническая (ноократическая) фаза социальной эволюции | |
| Социомы первого поколения (первобытные социомы, социомы иммун-ного типа) | Социомы второго поколения (социомы репродуктивного типа) | Социомы третьего поколения (социомы ноократического, инновационного типа) |
В схеме 6 социальная эволюция представлена как единство двух крупных фаз: действительной—дисгармонической или квазиноократической, включающей в себя всю человеческую историю от первобытного общества и до наших дней, и возможной – гармонической или ноократической, представляющей собой переходную ступень к вышеупомянутой метасоциальной фазе эволюции.
В данную схему заложены три системообразующие идеи, позволяющие совершенно по-новому посмотреть на человеческую историю и сделать важные конструктивные выводы на будущее.
Первая идея связана с динамикой доминирующей экзистенциальной функции социомов на протяжении исторического процесса. Всего основных экзистенциальных функций у любого произвольно взятого социома, как уже говорилось выше, три: иммунная, репродуктивная и инновационная. Все эти функции присущи каждому социому (как, впрочем, и любому другому социальному объекту, включая отдельного человека) независимо от уровня его исторического развития, но осознаны и развиты они могут быть на разных этапах истории далеко не одинаково.
В соответствии с этим выделим три типа социомов, различающихся по уровню доминирования той или иной экзистенциальной функции: социомы иммунного типа, социомы репродуктивного (воспроизводственного) типа и социомы инновационного типа.
К числу социомов иммунного типа относятся, прежде всего, социальные объекты, характеризуемые как первобытные общества (племена, союзы племен, локальные древние цивилизации, не обретшие государственность, и т.п.). Их отличительной чертой была принципиальная неспособность к рациональной организации расширенного (непрерывно возрастающего в масштабах и в качестве) воспроизводства основных условий своего существования (включая социомассу, то есть народонаселение), не говоря уже об осознанном мониторинге всеобъемлющего инновационного процесса. Все усилия первобытных людей уходили на защиту племени и самозащиту от внешних и внутренних угроз, а также на простое (неизменяемое в масштабах и в качестве) воспроизводство жизненно необходимых материальных благ и традиционных социальных устоев. Низкий уровень развития преадаптивных способностей социомов иммунного типа грозил им гибелью каждый раз, когда привычные (инвариантные на протяжении жизни многих поколений людей) условия их существования сколь-нибудь существенно менялись.
Лишь с возникновением (строго говоря — изобретением) государства как социального макроустройства второго поколения, позволяющего выйти на новый уровень организации социальной жизни, функция воспроизводства необходимых условий существования социома (и соответствующие ей социальные институты и экзистенциальные технологии) стала постепенно осознаваться, набирать вес и только в новой и новейшей истории человечества окончательно заняла доминирующие позиции, существенно потеснив иммунную функцию (свидетельством чего является превалирование значимости экономической деятельности над военной в общественном сознании, например), хотя и по сей день рудименты «иммунного подхода» к управлению общественным развитием являются источником многочисленных политических и эволюционных ошибок.
Таким образом, к числу социомов репродуктивного (воспроизводственного) типа относятся социомы, организованные как государства, то есть способные к осознанной организации процесса воспроизводства всех компонентов социальной жизни в расширенном масштабе и с постепенным (кумулятивным) повышением их качества.
Социомы репродуктивного типа – в свою очередь – делятся по уровню динамичности и развития преадаптивной способности на два типа: социомы экстенсивного репродуктивного типа и социомы интенсивного репродуктивного типа.К первым относятся все государства «древнего мира», «средних веков», «нового» и частично – «новейшего» времени, то есть социомы всех эпох «осознанной истории человечества», кроме последней, современной, а ко вторым — развитые государства второй половины ХХ века.
Отнесение наиболее развитых современных государств к классу социомов интенсивного репродуктивного типа связано с резким усилением в них инновационной функции, которая обеспечила не только расширенное воспроизводство основных компонентов социальной жизни в этих государствах, но и их ускоренное обновление и развитие.
Тем не менее, сколь бы сильно ни была развита инновационная функция в современных экономически развитых государствах, она отнюдь пока не является доминирующей по отношению к репродуктивной и иммунной функциям и, кроме того, ее мощь распространяется далеко не на все сферы.
Соответственно, корректным завершением обозначенного выше логического ряда основных фаз социальной эволюции является новый тип социомов — социомов третьего поколения, таких социомов, в которых инновационная функция станет доминирующей — причем доминирующей во всех сферах человеческой деятельности без исключения.
Вторая идея структуризации социальной эволюции связана с проблемой стратегического отставания социотической сферы от социотопической на протяжении всей человеческой истории. Непрерывно развивая материально-технические факторы своего существования, человечество на протяжении всей «осознанной истории» не изобрело и не внедрило ничего равнозначного идее государства в социотической сфере, то есть на многие тысячелетия застыло на достигнутом уровне, и серьезно осложнило этим дисбалансом (дисгармонией) перспективы своей социальной эволюции.
Важно отметить, что противоречие между социотической и социотопической сферами не является (и никогда не было) статичным (инвариантным) по уровню своей интенсивности (остроты). Оно непрерывно усиливалось в ходе исторического процесса и к настоящему времени достигло своего высшего развития (антагонистического уровня), чреватого беспрецедентными за всю историю человечества катаклизмами, угрожающими самому существованию человеческого рода. В этом смысле человечество сегодня сильно напоминает слепого пилота, сидящего за рулем мчащегося на максимальной скорости суперсовременного болида Формулы 1 и даже не подозревающего о грозящей ему опасности.
Эта дисгармония может быть ликвидирована лишь полной сменой «архетипических эволюционных ценностей» и всеобъемлющей реконструкцией базовых социальных макроустройств.
Речь идет о формировании такого принципиально нового способа организации социальной жизни, как метагосударство. Основной функцией последнего должно будет стать непрерывное инновирование социальных устройств всех уровней общности (макро, миди и мини) и способов существования социома в целях осознанной оптимизации исторического процесса в направлении перехода к метасоциальной фазе эволюции.
Идея метагосударства, социального макроустройства третьего поколения, предназначенного гармонизировать и оптимизировать процесс социальной эволюции, теория которого на сегодняшний день достаточно полно разработана в рамках ноократического понимания истории, настолько радикальна и всеобъемлюща, что безусловно является водоразделом между прошлым и будущим человечества.
Наконец, третья (главная) идея структуризации социальной эволюции, тесно переплетающаяся с идеей метагосударства, связана с необходимостью резкого изменения статуса и качества политического разума вообще и эволюционного политического разума – в особенности. Эта идея, собственно, и явилась основной причиной квалификации излагаемого понимания истории как ноократического.
Суть данной идеи состоит в рассмотрении человеческой истории как процесса постепенного и — с некоторого исторического момента — ускоряющегося развития совокупного разума человеческого сообщества, но не разума вообще (это и не ново, и не вполне верно), а особой его разновидности — эволюционного политического разума, то естьтакого разума, который призван и способен на основе сверхдальнего поискового и нормативного прогнозирования (от 10000 лет) разрабатывать и реализовывать все более экзистенциально эффективные проекты исторического развития или, иначе говоря, непосредственно влиять на качество социальной эволюции, на уровень преадаптации человеческого рода к любым метаморфозам и трансмутациям базовых условий своего существования.
Человеческое общество может стать гармоническим, то есть избавиться от всякого рода внутренних и внешних противоречий и обусловленных ими катаклизмов, выйти из затянувшейся фазы квазиноократического, дисгармонического (противоречивого, катастрофического) развития, тогда и только тогда, когда оно сможет предвидеть ростки будущих проблем, противоречий и катастроф еще в латентной, потенциальной фазе — задолго до фазы актуализации — и принимать необходимые превентивные меры по их устранению. Этот тезис очевиден даже на бытовом уровне, но почему-то человечество многие тысячелетия предпочитает решать глобальные экзистенциальные проблемы «по мере их поступления», не давая себе труда создать достаточно эффективный механизм стратегической эволюционной преадаптации, не говоря уже о полноценном механизме нормативного управления социальной эволюцией.
Соответственно, водораздел между прошлой (квазиноократической, дисгармонической) и будущей (ноократической, гармонической) фазами человеческой истории лежит в области организации политической деятельности, в сфере развития эволюционного политического разума. В гармоническом (ноократическом) обществе эволюционная политика (особенно, – в социотической сфере) должна рассматриваться как основная сфера человеческой деятельности, как главная экзистенциальная сила – в противовес науке, экономике, военному делу и т.п. фаворитам (доминантам общественного сознания) предшествующих эпох истории.
Изложенная общая схема социальной эволюции в своей заключительной части (в части перехода к гармоническому обществу) имеет характер нормативного прогноза и частично, – политического проекта, хотя и опирается, как это было показано выше, на некоторые достаточно явные исторические тенденции.
Это означает, что переход к гармоническому (ноократическому) обществу и, далее, к метасоциальной фазе эволюции нашей цивилизации отнюдь не является автоматическим, то есть попросту невозможен без (по крайней мере) двух вещей: а) выработки адекватных исторической реальности, всесторонне взвешенных и реализуемых на практике доктрины и развернутого проекта оптимизации социальной эволюции и б) всеобщего осознания необходимости и желательности смены устаревшей базовой формы социального существования и внедрения социальных макроустройств новых поколений.
Отсюда следует, что ноократическое понимание истории было бы не только не полной, но и абсолютно нежизнеспособной (неприменимой в реальной социальной практике) моделью исторического процесса, если бы не предусматривало в своей структуре концепции достаточно эффективного социального механизма, способного привести – в конечном счете — к искомым эволюционным преобразованиям.
Таким пусковым механизмом грядущей (как хочется надеяться) оптимизации социальной эволюции, на наш взгляд, может стать воплощенная в жизнь идея ноократии (власти эволюционного политического разума) и технология ноократических войн.
Речь идет о создании в рамках современных исторических реалий хорошо организованного и мотивированного сообщества носителей эволюционного политического разума (генераторов проектов социальных устройств новых поколений и новых технологий социальной эволюции), которые не только подняли бы процесс разработки стратегических политических решений своей творческой деятельностью на принципиально новый качественный уровень, но и систематически боролись (спорили) друг с другом в специальным образом формализованных многосторонних интеллектуальных дискуссиях (ноосражениях), доказывая преимущества своих разработок и проектов, критикуя концепции соперников и добывая, тем самым, истину высшего типа – истину об оптимальных траекториях социальной эволюции.
Разумеется, первоначально ноократическое сообщество и среда его функционирования — технология ноократических войн — смогут существовать лишь на общественных началах, но со временем (после того, как общественная эффективность этого механизма будет всесторонне доказана) можно рассчитывать и на последовательную институционализацию данного механизма разработки эволюционных доктрин и проектов стратегических политических решений – вплоть до формирования новой (инновационной доктринальной) ветви политической власти в политических системах различных стран мира.
Написано в 1998-м году.
1.3. Личность индивида и Суперличность общества: механизм и перспективы коэволюции
Философам истории, социологам, антропологам и социальным психологам давно известен тот факт, что личностная определенность отдельного человеческого индивида исторически вторична по отношению к личностной определенности общества в целом или, иначе, что человеческое сообщество как целое (первобытное племя) стало личностью исторически много раньше, чем конкретные человеческие особи, входившие в это сообщество в качестве элементов.
Объясняется это, по-видимому, тем, что становление и конституирование какого бы то ни было социального объекта в качестве личности требовало осуществления гигантского объема мыслительной и эмоциональной деятельности (десятки и сотни тысяч человеко-лет), на что принципе не были способны ни конкретный человеческий индивид – член первобытного племени, ни даже отдельно взятое поколение соплеменников.
Тем не менее, однажды проделав этот путь длиной в десятки (если не сотни) поколений и создав соответствующие вербальные инструменты мышления и самоидентификации, а также многообразные средства психологической (трансвербальной) инициации, первобытные человеческие сообщества научились передавать опыт личностного самопределения и самосознания каждому человеческому индивиду.
В последние тысячелетия отдельные люди обретали персональную личностную определенность (самоидентичность) уже на ранних этапах своей социализации и часто не могли себе и представить, что когда-то все было совсем иначе.
Более того, люди настолько утвердились в исключительности своего права быть личностями, что на каком-то этапе даже начали существенно ограничивать в этом праве общество в целом. В частности, ярко выраженная личностная определенность и связанная с ней повышенная целенаправленная активность государства стали многим казаться ущемлением прав отдельного гражданина (вспомним, к примеру, концепцию государства как «ночного сторожа» Дж. Локка и либеральное направление общественно-политической мысли в целом).
В настоящее время этот процесс зашел настолько далеко, что если различные крупные целостные человеческие сообщества (государства, этносы) и не утратили полностью наиболее важные черты своей личностной определенности (политики и ученые-обществоведы разных стран еще употребляют иногда выражения «национальный интерес», «самоидентификация нации» и т.п.), то, во всяком случае, существенно стагнировались в своем личностном развитии и самосознании. А словосочетание «личность государства (равно, как общества, человечества и т.п.)» стало своего рода ментальным изгоем, табуизированным терминомв научной и политической литературе.
Представляется, что это – крайне деструктивная историческая тенденция, серьезно тормозящая или даже полностью блокирующая социальный прогресс.
Дело в том, что, ограничивая государство (или какой-либо другой эквивалентный по назначению социальный институт или человеческое сообщество в целом) в возможностях самоидентификации и персонифицированного саморазвития, отказывая ему в праве быть личностью, отдельный человек не становится свободнее. Он лишь повышает уровень конфликтности своего существования. Реальный рост социальной свободы и качества отдельной человеческой личности возможен лишь как следствие возрастания свободы и качества личностной определенности общества в целом.
Важно понимать, что базовый тип личностной определенности человека и общества, созданный человечеством еще десятки тысяч лет назад и до сих пор являющийся основой и сутью социализации, представляет собой лишь первую, стартовую ступеньку в гигантской лестнице (иерархии) качественно отличных друг от друга личностных парадигм и уровней самосознания, по которой человек мог бы уже давно и очень успешно подниматься, если бы не закостенел в своей архаической ментальности и отжившей технологии самоидентификации.
В этом смысле отнюдь не случайно, что даже античные авторы (Платон, Аристотель и др.) по образу и качеству мысли многим кажутся нашими современниками. Фундаментальные характеристики (архетипы) их личностной определенности, самосознания и мышления полностью идентичны нашим, интерсубъективны. За последние тысячелетия человечество не прогрессировало в их развитии ни на йоту. Менялись и меняются лишь внешние, несущественные признаки базового типа личностной определенности (первичной личностной парадигмы) индивида и общества, социальные модусы. Атрибуты же человеческой личности (как и личности общества в целом) на всем протяжении истории оставались неизменными.
А нужны ли вообще какие-либо крупные изменения в универсальной интерсубъективной личностной парадигме, которую человечество успешно использует десятки тысяч лет как на общественном, так и на индивидуальном уровнях, и которой оно обязано всем, что имеет и ценит?
Этот вопрос следует отнести к разряду риторических, поскольку очевидно, что сегодня большинство людей ответит на него отрицательно. Аналогично, если бы человекообразным обезьянам, стоящим на пороге очеловечения, был задан вопрос: хотят ли они быть людьми, личностями (в современном понимании этих терминов), вряд ли большинство наших предков ответило бы на него положительно (дескать, «от добра добра не ищут»). Тем не менее, наши пращуры нашли в себе достаточно исторического мужества и любопытства, чтобы — в конечном счете — обрести самоидентичность, стать людьми, личностями, оторвав себя от «пуповины» перволичности — самосознающего социума.
Нет причин сомневаться и в исторической мудрости современных людей. Рано или поздно потребность в качественной трансформации используемой нами всеми базовой личностной парадигмы, постепенно становящейся тормозом индивидуального развития каждого человеческого индивида и исторического прогресса в целом, станет всеобщей.
Но возможны ли социальные механизмы, способные реанимировать и ускорить процесс порождения и иррадиации (распространения) качественно более высоких базовых личностных парадигм, нежели та, которой мы все пользуемся (и, одновременно, подчинены — ввиду ее безальтернативности) сегодня? На наш взгляд, возможны.
Вопрос – в осознании, возрождении и целенаправленном использовании на более высоком эволюционном уровне того древнего механизма трансперсонального социального синтеза, который привел к становлению и последующему тотальному распространению современной личностной парадигмы. Он относительно прост и сводится к осознанию и целенаправленному использованию в процессе исторического развития феномена первичности качественного развития личности общества по отношению к личности индивида.
То есть к учету в стратегических политических решениях того факта, что в историческом процессе имеют место две взаимосвязанные причинно-следственные эволюционные цепочки: 1) Суперличность общества – новая Личность человека – новая Суперличность общества и 2) Личность человека – новая Суперличность общества – новая Личность человека. Для запуска этого эволюционного механизма необходимо и достаточно сосредоточить усилия современной интеллектуальной элиты (более точно — ноократического сообщества) на проблеме создания новой универсальной личностной парадигмы для общества в целом (проекта новой базовой социальной Суперличности), а затем перенести ее на уровень отдельного индивида.
Представляется, что данный циклический процесс бесконечен и что каждая его качественная ступень (новая, более высокая универсальная интерсубъективная личностная парадигма) будет даваться человечеству легче (и преодолеваться им быстрее), чем предыдущая.
Написано в 2000-м году.
1.4. Человек и общество: механизм и перспективы коэволюции базовых типов личностной определенности
Одним из наиболее сложных и мало изученных вопросов обществознания является вопрос о соотношении различных социальных форм существования и сосуществования индивида и общества, коэволюции базовых типов их личностной определенности в ходе исторического процесса. Во многом это объясняется имеющей место в различных общественных науках полисемией понятия «личность», а также отсутствием устойчивой научной традиции распространения данного понятия на класс социальных объектов, более широких по объему, чем человеческий индивид (племя, государство и т.д.).
Понятие «личность» (более точно – «социальная личность», поскольку, как это будет показано ниже, вполне правомерно существование и использование также понятия «биологическая личность»), если его рассматривать применительно к произвольному по масштабу социальному объекту, требует особых подходов к своему определению.
В настоящей статье последовательно (по мере развертывания предлагаемой вниманию читателя концепции) приводится ряд новых дефиниций понятия «личность (социальная личность)», необходимых для экспликации механизма и перспектив коэволюции базовых типов личностной определенности человека и общества.
Определим вначале в общем виде понятие «социальная личность» как присущий некоторому социальному объекту произвольного уровня общности (отдельному человеку, неформальной группе, организации, этносу, государству, человечеству в целом и т.д.) целостный уникальный доктринально-конституционный комплекс (интегрированная жизненная суперпрограмма, иерархизированная система в разной мере осознаваемых идеалов, ценностей, теоретических воззрений, законов и прикладных образцов организации существования, воспроизводства и развития данного социального объекта).
В этом определении важно то, что теперь термин социальная личность может быть на вполне «законных» (конвенциональных) основаниях применен к любому целостному социальному объекту — человеческому индивиду, организации, человечеству в целом. Это позволяет сравнивать разноуровневые социальные объекты по единому основанию (шкале) и облегчает задачу анализа их коэволюции.
В целях обеспечения достаточной семантической точности и формально-логической строгости последующего изложения нам сразу же понадобится также другое определение личности.
Определим (дополнительно) социальную личность как исторически конкретный интегральный социальный эйдос некоторого целостного (единичного) социального объекта (отдельного человека, неформальной группы, организации, этноса, государства, человечества в целом), детерминирующий его важнейшие инициативные жизненные проявления и реакции на воздействия и изменения окружающей среды.
Очевидно, что, во избежание ошибки «определения через неопределенное» мы должны дать также дефиницию понятия интегральный социальный эйдос, того ближайшего рода, к которому было отнесено понятие личность в предыдущем определении.
В понятие эйдос (греч. eidos – вид, образ, образец) философами в разные эпохи вкладывались совершенно различные — порой противоречащие друг другу — смыслы. Более того, даже в рамках античной философии эйдос выступал то как внешний вид вещи (милетская школа), то как основная идея, внутренняя форма, способ бытия объекта (Платон), то как классификационная единица, род (Аристотель).
Это многообразие подходов делает возможным привнесение в понятие эйдос некоторого нового (отличного от известных в философской литературе) синтетического смысла (объединяющего и уточняющего ранее наработанные), наиболее адекватного исходному исследовательскому замыслу.
Определим интегральный эйдос произвольного объекта (любой достаточно корректно выделенной части универсума)как индивидуальную иерархически организованную форму существования (бытия), сущность, экзистенциальную матрицу, комплексную парадигму и программу бытия данного объекта, детерминирующую его важнейшие качественные характеристики, роль (назначение, систему функций) и место (статус) в универсуме.
Соответственно, под интегральным социальным эйдосом какого-либо социального объекта (отдельного человека, организации, государства и т.п.) мы будем в общем случае пониматьнекоторую уникальнуюформу (систему внутренних и внешних отношений) и суперпрограмму существования (экзистенциальную матрицу, комплексную парадигму бытия) данного социального объекта, определяющую его социальное качество (комплекс существенных социальных признаков), способы сознания, самосознания и жизнедеятельности, роль (назначение, систему функций) и место (статус) в социуме (социальном универсуме).
Со структурной точки зрения интегральный социальный эйдос определяется как иерархизированная система различных по уровню универсальности, существенности и интерсубъективности, а также назначению частных (особых, специальных) социальных эйдосов, определяющих в совокупности весь спектр экзистенциальных проявлений и реакций – в первую очередь — осознанных — некоторого социального объекта (см. Схему 1).
Интегральный эйдос любого социального объекта (человеческого индивида, этноса, организации, общества в целом) не является неким раз и навсегда данным экзистенциальным инвариантом. Он может развиваться, трансформироваться, мутировать, деградировать, прогрессировать и т.п., то есть изменяться во времени и в своей сущности (качестве) под воздействием самых различных внешних и внутренних факторов.
Поэтому, говоря о личности (социальной личности)какого-либо социального объекта, мы должны иметь в виду, что речь всегда идет об индивидуальном исторически конкретном интегральном эйдосе, присущем именно данному социальному объекту (и никакому иному) и, притом, на точно определенной фазе его существования.
Индивидуализированность и конкретность личностной определенности любого социального объекта в произвольно взятый отрезок времени его существования (жизненного цикла) не означают, тем не менее, невозможности выделения различных по уровню универсальности абстрактных типов личностной определенности (абстрактных социальных эйдосов), призванных играть роль аксиологических, гносеологических и праксеологических матриц, стандартов, образцов, шкал, позволяющих фиксировать различия (статический аспект) и изменения (динамический аспект) в экзистенциально значимых свойствах оцениваемых и познаваемых (измеряемых) субъектов социального действия и существования (социальных личностей).
Наиболее экзистенциально значимым из абстрактных социальных эйдосов является фундаментальный (базовый) абстрактный социальный эйдос.
Фундаментальный (базовый) абстрактный социальный эйдос — определим его как наиболее общую форму организации существования социального объекта, его сущностную Я–концепцию, экзистенциальную метапарадигму, включающуюразличные архетипы, метаформы и метаспособы сознания и самосознания, мышления и деятельности, — образует ту глубинную ментальную основу бытия любого социального объекта, которая представляет собой квинтэссенцию совокупного экзистенциального опыта человечества и которая усваивается и опредмечивается (онтологизируется) каждым конкретным социальным объектом – будь то человеческий индивид или общество в целом – в ходе его социализации и дальнейшей жизнедеятельности.
В целях сокращения «длины» данного термина, назовем фундаментальный (базовый) абстрактный социальный эйдос «Суперэйдосом» социального объекта (множества взаимосвязанных социальных объектов), в контекстуально необходимых случаях уточняя, о каком Суперэйдосе идет речь: социальном или биологическом.
Единый Суперэйдос человечества, будучи результатом многотысячелетнего экзистенциального отбора, является наиболее универсальной и инвариантной (по сравнению с многообразными специализированными организационными и поведенческими матрицами) экзистенциальной метапарадигмойкаждого социального объекта, принадлежащего любой исторической эпохе, включая современную.
Если же говорить об историческом процессе в целом, то, фактически, вся история человечества (от первобытного общества – до наших дней) – это история развертывания во времени и в пространстве одного – единственного первичного социального Суперэйдоса, универсального инвариантного типа личностной определенности рода «хомо сапиенс», лишь слегка мутируемого, модифицируемого (в своих наименее существенных свойствах) в отдельных социальных объектах и в разные эпохи.
Для адекватного понимания излагаемой концепции крайне важно иметь в виду, что личность отдельного человека и личность любого другого — более общего по составу — социального объекта (человечества в целом, например), по нашему мнению, имеют тождественную эйдетическую структуру, образованную различными по уровню общности индивидуальными (уникальными) и абстрактными (интерсубъективными) социальными эйдосами, в основании которой лежит единый общечеловеческий Суперэйдос (см. Схему 1).
Сделав эти предварительные замечания, рассмотрим теперь исторический процесс как процесс эволюции и коэволюции Суперэйдосов (универсальных интерсубъективных типов социальной личностной определенности)социальных объектов различного уровня общности.
Единый Суперэйдос человечества — с точки зрения его состава и структуры — представляет собой сложный комплекс взаимно гармонизированных предельно общих форм и метаинструментов сознания и самосознания любого социального объекта (метаоснования языка, семантические, логико-методологические и математические архетипы философских и/или мифологических систем, разнообразные аксиологические шкалы и меташкалы, различные метаподходы к восприятию, идеализации и рационализации действительности и т.п.), отобранных в ходе адаптации и преадаптации людей и их сообществ к условиям среды существования.
Схема 1. Сравнительная структура конкретных социальных эйдосов (социальных личностей) человека и общества
| Виды различных по назначению эйдосов, входящих в структуру социальной личности: | Интегральный социальный эйдос (социальная личность) человека | Интегральный социальный эйдос (социальная личность) общества |
| Индивидуальные эйдосы | Индивидуальные эйдосы человека | Индивидуальные эйдосы общества |
| Различные по уровню универсальности (специализированности) и интерсубъективности абстрактные эйдосы | Специализированные абстрактные эйдосы Человека | Специализированные абстрактные эйдосы Общества |
| Универсальный (социальный) Суперэйдос, лежащий в основе личностной определенности любого социального объекта | Общечеловеческий Суперэйдос | Общечеловеческий Суперэйдос |
Общечеловеческий Суперэйдос — универсальная экзистенциальная метапарадигма человечества — никогда не осознавался людьми в полной мере, но, тем не менее, всегда играл доминирующую роль в жизни каждого социального объекта и в человеческой истории в целом.
Сказанное не означает, что единый Суперэйдос человечества — несмотря на его универсальность и интерсубъективность — статичен по своей природе. Его фактическая статичность (инвариантность) в последние тысячелетия истории человечества объясняется тем, что объем креативной, интеллектуальной и эмоциональной (чувственной) деятельности, необходимый и достаточный для генерации нового Суперэйдоса, в принципе не посилен не только отдельному человеку, но даже множеству поколений людей, – если только они не используют специальных эволюционных механизмов, о которых речь пойдет ниже.
Максимум, что можно сделать для ускорения становления нового Суперэйдоса в рамках одного поколения – это попытаться понять принципиальный механизм синтеза и эволюции Суперэйдосов и мобилизовать совокупный креативный потенциал человеческого сообщества на решение этой гигантской задачи – с тем, чтобы последующие поколения завершили этот процесс не за сотни тысяч и миллионы лет, как это было в прошлом, а – хотя бы – за несколько столетий.
Первая проблема на этом пути – вопрос о существовании и возможности генерализации общеисторического механизма синтеза и эволюции Суперэйдосов.
Если учесть, что человечество по крайней мере один раз – при переходе от человекоподобия — к собственно человеческой (личностно организованной социальной) форме существования – уже совершало переход к более высокому типу личностной определенности (к современному Супеэйдосу), то логично предположить существование какого-то общего механизма прогрессивного развития Суперэйдосов, который можно познать и осознанно задействовать на политическом уровне для ускорения социальной эволюции.
Следы такого механизма удавалось нащупать многим исследователям первобытного общества, но генерализовать его (формализовать и выделить из контекста реальной истории, построив соответствующую теоретическую модель) и заставить работать в современных условиях – пока нет.
Отвлекаясь от экспликации роли войн в рассматриваемом механизме (о них речь пойдет ниже), в самом общем виде его можно представить следующим образом: многие поколения первобытных людей в рамках какого-либо отдельного племени (или взаимодействующей в рамках некоторой локальной среды обитания группы племен) непрерывно отбирали и накапливали наиболее эффективные с точки зрения адаптации и преадаптации к наличным экзистенциальным условиям фундаментальные социальные инновации — новообразования (неосознанные или слабо осознанные социальные мутации) и осознанные решения — в сферах общественного устройства, организации сознания и самосознания, восприятия и познания действительности, мышления, коммуникации и социализации (воспитания) новых членов сообщества и т.д.
На определенном этапе этого процесса — независимо от уровня осознанности данного факта действующими субъектами (членами первобытного сообщества) — образуется критическая масса отобранных и внедренных в социальную и ментальную практику экзистенциально эффективных фундаментальных социальных инноваций (форм, образцов, стандартов самосознания, мышления и поведения), которая детерминирует образование нового исторического типа личностной определенности (Суперэйдоса).
Единственным субъектом (носителем) этого нового человеческого Суперэйдоса на начальных фазах его формирования, Перволичностью, Совокупным Первочеловеком становится первобытное сообщество как целое, как совокупная экзистенциальная единица.
На этом этапе наблюдается значительно более высокая степень выраженности личностных свойств (сознание, самосознание и т.п.) на уровне первобытного племени, ставшего Перволичностью, в целом, нежели на уровне отдельного человеческого индивида – члена первобытного сообщества.
Дальнейшая человеческая история развертывается как длительный процесс перенесения коллективно обретенного Суперэйдоса, интегрального свойства «быть социальной личностью» на уровень конкретных человекоподобных индивидов, постепенно становящихся людьми, социальными личностями, а также межплеменной интерсубъективизации Суперэйдоса. Этот процесс длится множество поколений и на первых этапах не носит ярко выраженного вербального характера.
Значительную нагрузку в процессе иррадиации (распространения) первичного человеческого Суперэйдоса — наряду с обычным некритическим подражанием (буквальным следованием образцу, социальному эталону в лице племени в целом или наиболее авторитетных его членов) — выполняет такое эффективное специализированное средство социализации, как ритуал, включающее в себя магико-психологический механизм, часто называемый инициацией: специально сконструированную процедуру (комплекс процедур), в ходе которой лицо, посвящаемое в какое-либо социальное таинство или претендующее на тот или иной социальный статус, постигает некоторый сокровенный смысл без вербальных пояснений, ситуативно, эмпатически, что, впрочем, не исключает различных форм контроля со стороны сообщества за качеством конечного результата социализации.
По мере роста уровня личностной определенности членов первобытного сообщества, обретения ими человеческого облика (в социальном смысле), постепенно вербализуется и Суперэйдос племени в целом, никогда не достигая, впрочем, фазы полной рационализации и адекватного осмысления.
Во всех этих итерациях племя как целое опережает человеческого индивида в качественном уровне своей личностной определенности (является автономной, самодостаточной социальной личностью в большей мере, чем любой из его членов), хотя этот разрыв между обществом и отдельным человеком в ходе истории постепенно сокращается.
Выравнивание качественных уровней личностной определенности, степеней экзистенциальной самодостаточности отдельного человека и общества в целом наступает лишь с возникновением государства.
Фактически, государство и есть институционализированный инструмент и способ вербализации, формализации, стандартизации и тотального распространения того универсального Суперэйдоса, интерсубъективного типа личностной определенности, которым мы все сегодня обладаем (не всегда осознавая этого факта) и о дальнейшем развитии (трансформации) которого пойдет речь ниже.
Государство, будучи экзистенциально эффективной рационализацией, формализацией и онтологизацией социальной личности общества (будем в дальнейшем называть ее Суперличностью, чтобы отличать от личности отдельного человеческого индивида и личности какого-либо локального социального объекта) и лежащего в ее основе общечеловеческого Суперэйдоса, обеспечило максимально возможно высокий уровень личностной определенности, автономности (независимости, самодостаточности) каждому человеку.
Сегодня процесс становления и иррадиации первого общечеловеческого Суперэйдоса практически завершен: социальная личность отдельного человека стала эквивалентной по своим базовым характеристикам Суперличности общества в целом.
Более того, в последние столетия человеческой истории отчетливо наблюдаются даже элементы переразвития и стагнации данного процесса: многие идеологи и их последователи — начиная с Дж. Локка с его требованием превращения государства в бесправного «ночного сторожа» — стали настойчиво требовать ограничения личностной определенности, сущностной суверенности общества (государства) как интегрального субъекта существования в целях максимизации прав и свобод отдельных граждан, не понимая, что (с точки зрения перспектив исторического прогресса, социальной эволюции как целого) либерализм (и интенционально родственный ему анархизм) — это путь «в никуда», в тотальную социальную деградацию (нельзя «рубить сук, на котором сидишь»).
Таков был первый этап рассматриваемого нами процесса эволюции Суперэйдоса, который коротко можно эксплицировать следующей семантической схемой: {Первобытные люди, квазиличности} — {Становление Суперличности общества и лежащего в ее основе общечеловеческого Суперэйдоса} — {иррадиация Суперэйдоса на уровень отдельного индивида, появление собственно людей, социальных личностей}.
Вышеприведенную семантическую схему, довольно жестко привязанную к первому этапу социальной эволюции (от начала человеческой истории – до наших дней), можно обобщить следующим образом: {Социальная личность человеческого индивида} – {Новая Суперличность общества, новый Суперэйдос} — {Новая социальная личность человеческого индивида}. Или, иначе: {Суперличность общества, Суперэйдос} – {Новая социальная личность человеческого индивида} — {Новая Суперличность общества, новый Суперэйдос}.
Теперь мы получили в общем виде универсальное по своей логической структуре звено (цикл) потенциально бесконечного процесса коэволюции типов личностной определенности человека и общества, суть которого — циклическая прогрессивная трансформация базовых Суперэйдосов.
Используя этот универсальный фрагмент эволюционной цепочки, можно попытаться смоделировать и всю гипотетически возможную цепь прогрессивной социальной эволюции в целом, состоящую из актуально бесконечного числа идентичных по своей логической структуре, но качественно различных по целям и средствам реализации звеньев – фаз прогрессивной трансформации Суперэйдосов.
Для теоретического осмысления и обретения потенциала осознанного «запуска» данного механизма в современную эпоху, его материализации, онтологизации в каких-то новых и достаточно адекватных уровню сложности поставленной задачи социальных институтах и технологиях необходимо выяснить еще две вещи: а) каково наиболее предпочтительное с экзистенциальной точки зрения общее направление (интенциональный вектор) человеческой эволюции (циклической трансформации Суперэйдоса) и б) каким образом можно «сжать социальную эволюцию» (или — хотя бы — фазу становления нового, следующего непосредственно за «нашим», Суперэйдоса) до десятков или немногих сотен лет, например, – в противовес многим сотням тысяч и миллионам лет в прошлом.
Решение первой задачи осложняется тем, что мы имеем какую-либо – пусть неполную и не вполне адекватную — информацию лишь о первом звене (цикле) собственно человеческой фазы эволюции Суперэйдосов (других этапов еще просто не было в человеческой истории).
Данное обстоятельство – несмотря на проведенную выше генерализацию универсального звена эволюционного механизма — не позволяет нам выявить в рамках известной истории человечества какую-то интенционально устойчивую тенденцию, на основании которой было бы позволительно делать какие-либо выводы относительно перспектив этого процесса.
Тем не менее, если взять в качестве исходной точки дочеловеческую, досоциальную (биологическую) фазу эволюции, можно построить некоторые семантические пропорции, которые способны облегчить понимание рассматриваемого процесса.
Ключевым моментом здесь является представление, что любой биологический объект – также, как и любой социальный, – обладает некоторым присущим ему особым Суперэйдосом, универсальным для всех (и/или значительной части) биологических существ, и что этот биологический Суперэйдос (строго говоря — геном, генетическое ядро генотипа биологического объекта) представляет собой экзистенциально эффективную надстройку (метасуперэйдос) над абиотическим Суперэйдосом.
Соответственно, собственно социальный Суперэйдос является метаобразованием, метасуперэйдосом, экзистенциальной надстройкой над биологическим Суперэйдосом, социальным геномом, социогенетическим ядром (основанием, фундаментом) социогенотипа (социальной личности) социального объекта.
Таким образом, с эволюционной точки зрения социальный Суперэйдос — это универсальная интерсубъективная предельно устойчивая экзистенциально эффективная адаптация человеческого рода к природным и социальным условиям (факторам) своего существования, надстройка над биологическим Суперэйдосом отдельных человеческих индивидов и их сообществ, позволяющая им добиться максимальной длительности жизненного цикла и свободы (независимости) от деструктивных воздействий внешней и внутренней среды и, одновременно, социогеном (системообразующее ядро) социогенотипа (интегрального социального эйдоса, социальной личности) социального объекта.
Для завершения аналогии с биологическим уровнем эволюции введем понятие социогена (минимального по объему хранимой экзистенциально значимой информации социального эйдоса), представляющего собой «универсальный строительный кирпичик», входящий в состав всех структурных компонентов Суперэйдоса (социогенома) и личности (социогенотипа) социального объекта в целом.
Проведенные аналогии и сделанные на их основе определения позволяют строить самые разнообразные по исследовательским целям и гипотезам, а также чрезвычайно нетривиальные по результатам статические и динамические теоретические модели социальных объектов (и их личностей), одну из которых – непосредственно связанную с темой настоящей статьи — мы рассмотрим ниже.
Итак, благодаря вышепроведенным семантическим аналогиям мы имеем достаточно логически однородную по своим элементам и отношениям эволюционную цепочку, охватывающую весь умопостигаемый универсум: … — Абиотический Суперэйдос – Биологический (биотический) Суперэйдос – социальный Суперэйдос — …
Во всех звеньях этой цепочки каждый новый Суперэйдос представляет собой эволюционно эффективную адаптацию, четко выделенную надстройку, метасистему над сложившейся экзистенциальной системой нижнего уровня, позволяющую субъекту этого новообразования выйти на новый уровень свободы (независимости) от условий внутренней и внешней среды (универсума в целом).
Логично предположить, что эволюция универсума не заканчивается на том весьма несовершенном приспособительном механизме, который мы назвали социальным Суперэйдосом (Суперэйдосом), и что существуют гораздо более высокие уровни (метауровни) развития, доступные человеку (человеческому сообществу), если он (оно) даст себе труд серьезно задуматься о перспективах (и соответствующих им механизмах) своей эволюции, а не погрязнет в контрпродуктивном самолюбовании и деструктивной по своей природе исторической рутине.
Назовем логически следующую за социальным Суперэйдосом эволюционную ступень метасоциальным Супеэйдосом (Суперэйдосом метасоциального объекта) и попытаемся определить его возможные сущностные характеристики. (См. Схему 2).
Схема 2. Эволюция Суперэйдосов
| Абиотический уровень эволюции | Биологический уровень эволюции | Социальный уровень эволюции | Метасоциальный уровень эволюции | |
| Личность (генотип) | Личность абиотического объекта | Личность биологического объекта | Личность социального объекта | Личность метасоциального объекта |
| Суперэйдос (геном) | Суперэйдос абиотического объекта | Суперэйдос биологического объекта | Суперэйдос социального объекта | Суперэйдос метасоциального объекта |
Очевидно, что метасоциальный Суперэйдос должен относиться к социальному Суперэйдосу, как последний – к биологическому, то есть представлять собой организационно выделенную экзистенциальную надстройку, осуществляющую инновационную и регулятивную функции по отношению к сложившимся наиболее инвариантным социальным установлениям и отношениям.
Если выразить сказанное в терминах личностной определенности, то речь идет о становлении метасоциальной личности (личности метасоциального объекта, интегрального метасоциального эйдоса, метасоциального генотипа) как на уровне отдельного человека, так и на уровне общества в целом, фундаментом, ядром (метасоциогеномом) которой должен стать метасоциальный Суперэйдос.
Социальный объект, обретая метасоциальную личность (метасоциальный генотип), становясь метасоциальным объектом, не теряет свойства «быть социальным объектом», а также свойства «быть социальной личностью (иметь социальный генотип)».
Аналогично, социальная личность человека не является препятствием для отправления им своих биологических функций, то есть не блокирует его биологическую личность (биологический генотип), хотя, при определенных условиях может целенаправленно изменять поведенческие реакции, диктуемые биогенотипом, и даже (в перспективе) целенаправленно изменять его свойства, структуру и функции.
Метасоциальная личность, отнюдь не мешая нормальному функционированию социальной личности социального объекта произвольного уровня общности, должна взять под осознанный контроль процесс эволюции (прогрессивной смены форм) социального Суперэйдоса.
Другими словами, переход к метасоциальному уровню развития позволит отдельным людям и обществу в целом проектировать и выбирать самые глубинные основания своей личностной определенности, своего отношения к миру, непрерывно реконструировать свою социальную (а в дальнейшем – и биологическую) личность по собственному усмотрению, не будучи рабами раз — навсегда данного первичного социального Суперэйдоса.
В какой-то мере это похоже на умение осознанно управлять движением «точки сборки» человека, которым, по свидетельству К. Кастанеды, обладали тысячелетия назад и обладают сегодня толтекские маги.
Основное интенциональное отличие между этими подходами (и способностями) в том, что в нашем случае человек (общество) будет менять (надстраивать) свою человеческую (социальную) личность (форму), чтобы стать метасоциальным объектом (метачеловеком, метаобществом), металичностью (формой форм), а не чем угодно (вороной или каплей энергии, например), как в случае толтеков.
Основное технологическое отличие — в том, что метасоциальная личность (назовем ее для краткости Металичностью) будет осуществлять управление нормальным функционированием и преобразованиями социальной личности своего носителя (социального объекта) рационально (без употребления наркотиков-галлюциногенов) и, соответственно, универсальными предельно экзистенциально свободными сущностями («магами») смогут – в конечном счете — стать не десятки (как в случае толтеков), а миллиарды людей и миллионы выделенных в самостоятельные социальные объекты их сообществ (включая человечество в целом).
Кстати говоря, будучи Металичностью в социальном смысле, любой человек (социальный объект) гораздо быстрее, по-видимому, сможет вполне рациональным образом овладеть (в числе прочих экстраординарных способностей) и премудростями толтекских магов (стать Металичностью в биологическом и энергетическом смыслах). — Так что предлагаемый нами подход к социальной эволюции является еще и более общим по сравнению с толтекским.
Мы в какой-то мере (по необходимости – в урезанной форме) ответили на ранее поставленный вопрос о направлении (интенциональном векторе) социальной эволюции.
Рассмотрим теперь вопрос о способах «сжатия социальной эволюции», то есть о механизме становления Металичности.
Из сказанного в начале статьи ясно, что ни один человек (отдельная социальная личность) не в состоянии стать Металичностью, то есть совершить столь гигантский эволюционный скачок, равнозначный по сложности переходу от биологической фазы развития – к социальной, в одиночку. Даже толтеки (предположим, что все, поведанное нам К. Кастанедой о доне Хуане и его единомышленниках – хроника реальных событий, а не художественный вымысел), поставив себе гораздо более скромную (чем изложенная в настоящей статье) по замыслу задачу и прибегая к искусственным стимуляторам динамики энергетического поля (движения «точки сборки») — наркотикам, – вынуждены были потратить на ее решение тысячелетия, так и не получив сколь-нибудь устойчивых (в смысле иррадиации полученных результатов) – хотя бы и частных – рациональных технологий метасоциализации.
Таким образом, Первой Металичностью может стать лишь человеческое сообщество в целом или какой-либо достаточно крупный социальный объект (отдельное государство, например), поставивший эту задачу своим высшим приоритетом на длительную историческую перспективу.
Отсюда следует, что вопрос о способах «сжатия социальной эволюции» — это, прежде всего, вопрос об организации взаимодействия и скоординированного ментального движения сотен тысяч или даже миллионов наиболее одаренных людей в направлении осознанного конструирования и проектирования принципиально нового доктринально-конституционного комплекса (качественно новой Суперличности) какого-либо государства (группы государств, человечества в целом), который бы оказался способным взять на себя функции архетипа, прообраза Первой Металичности.
Естественно, что гносеологический и креативный проект подобного масштаба требует и сущностно адекватных ему форм организации массовой интеллектуальной коммуникации.
Поскольку речь идет об организации процесса генерации и выбора наилучшего из множества возможных — максимально соответствующего понятию Металичности — проекта доктринально-конституционного комплекса государства (метагосударства), избираемый механизм организации интеллектуальной коммуникации должен включать в себя развитую агональную (соревновательную) подсистему, обеспечивающую соизмеримость и адекватную сравнительную оценку представляемых альтернативных теоретических и прикладных политических решений.
Сложность задачи заставила искать решение в истории. Оказалось, что единственная идея, способная привести к ее положительному решению, состоит в использовании селективного потенциала такой традиционной формы «выяснения отношений» между людьми, как война.
Война вообще представляет собой способ насильственного разрешения противоречий любой природы (главным образом – экзистенциальных) между социальными объектами произвольного уровня общности.
Человеческая история до настоящего момента знала три вида войн: физические (экзистенциальные), экономические и психологические. Они различаются между собой доминирующим видом применяемого насилия (физическое, экономическое или психологическое).
Каждый из названных видов войн, наряду с обычной функцией – функцией определения и вознаграждения победителя в экзистенциальном конфликте, — выполнял и выполняет (хотя это не всегда осознается комбатантами) еще и метафункцию – функцию отбора (селекции) наиболее экзистенциально эффективных (или, что то же самое, наиболее личностно организованных) социальных объектов, то есть, в конечном счете, способствовал и способствует становлению современного социального Суперэйдоса и распространению различных перспективных социальных адаптаций и преадаптаций.
В последнее время экономические и психологические (последние еще называют информационными войнами, хотя это не вполне точно, поскольку воздействие на людей осуществляется, главным образом, на эмоциональном, психологическом уровне) войны начинают постепенно вытеснять с исторической арены физические войны, что свидетельствует о тенденции к гуманизации и оптимизации общеисторического механизма селекции эволюционно ценных социальных адаптаций.
Тем не менее, любой из названных типов войн — это чрезвычайно дорогой как в материальном, так и, главным образом, в эволюционном смысле способ селекции оптимальных личностных решений (социогенотипов, доктринально-конституционных комплексов социальных объектов различного уровня) — особенно в случае физических войн, — поскольку организационно (личностно) несостоятельные социальные объекты (люди, племена и даже цивилизации) зачастую по их результатам устранялись и устраняются с исторической арены физически, экзистенциально, однако он работал и работает в человеческой истории, не имея (пока) альтернативы.
К сожалению, попытки создания социальных эквивалентов названных видов войн в интеллектуальной сфере, имевшие место в истории (античная техника диалога, практика средневековых диспутов и дискуссий, современные средства агональной интеллектуальной коммуникации), не были достаточно успешными (люди пока не смогли создать альтернативный классическим войнам социальный и интеллектуальный механизм, способный выполнять функции общечеловеческого эволюционного селектора с равным или большим уровнем эффективности).
Это объясняется как отсутствием понимания общечеловеческой интеллектуальной коммуникации в качестве единого поля битвы за выбор наиболее эффективных типов личностной определенности, так и несовершенством гносеологического аппарата и технических средств, имевшихся в распоряжении мыслителей прошлого.
Сегодня ситуация меняется. Создание глобальной сети Интернет позволяет объединить интеллектуальные и креативные усилия миллионов людей в одно и то же время. Дело – за концептуальными решениями и адекватными интеллектуальными технологиями.
Итак, речь идет о создании и внедрении в историческую практику такого (вообще говоря — нового) вида войн, который бы был многократно дешевле и гуманнее классических физических, экономических и психологических войн, но при этом не только сохранял, но и значительно усиливал их селективный потенциал, содействуя, тем самым, реальному «сжатию социальной эволюции».
В этих целях автором был разработан специальный инструмент массовой агональной интеллектуальной коммуникации, предназначенный для успешного решения экстремально сложных гносеологических и прикладных стратегических проблем (получения эффекта «сжатия эволюции»), названный «ноократической войной («ноовойной»)».
В общем смысле ноократическая война (ноовойна)определяется как особая разновидность войн (наряду с физическими, экономическими и психологическими войнами), в которой единственным видом применяемого насилия является интеллектуальное насилие (в противовес традиционным войнам, использующим в качестве основного аргумента преимущественно физическое, экономическое и психологическое насилие).
Важно отметить, что ноократическая война – это реальная экзистенциально и эволюционно значимая война (хотя и особого рода), а не метафора войны, не эвристическая или пропагандистская аналогия, используемая для повышения «гносеологического статуса» традиционной интеллектуальной «тусовки».
Этот тезис подтверждается тем фактом, что при разработке концепции и технологии ноократических войн активно использовались идеология, терминология и технология, сформированные за несколько тысячелетий вооруженной борьбы в классической теории войн и военного искусства.
Ключевой идеей здесь является близкое к отождествлению семантическое сближение понятий: «театр войны» и «предметная область».
Основным недостатками общенаучного понятия «предметная область» применительно к ситуации полисубъектных полипарадигмальных споров являются: а) нетождественность и несоизмеримость применяемых сторонами понятийных аппаратов, критериев истинности и способов ее верификации и б) невозможность точного описания «боевой обстановки», то есть «соотношения сил» и итогов «боевых действий» в каждый конкретный момент времени.
Поэтому, как только выяснилось, что предметную область произвольной науки или комплекса наук, являющуюся ареной полисубъектного межпарадигмального спора, можно и нужно рассматривать как «театр ноократической войны«, задача построения достаточно эффективного организационно — коммуникативного механизма ноовойны оказалось вполне посильной.
В частности, была разработана синтетическая техника «ноовоенной картографии» (ее далекие аналоги — техника военной картографии, «когнитивных карт» в психологии, контент — анализа и прикладных социологических исследований), позволяющая обеспечить высокую степень соизмеримости конкурирующих теоретических конструкций и с необходимой координатной точностью и в произвольном масштабе описать все факторы и конкретные данные, характеризующие семантическое пространство и ход ноовойны в каждый конкретный момент времени (наличные и потенциальные «очаги интеллектуальной (ноовоенной) напряженности», силовое соотношение и расстановка группировок противоборствующих интеллектуальных сил на каждом конкретном участке боевого противостояния, итоги ноовоенных действий на всем театре ноократической войны).
Формирование и четкое определение понятия: «театр ноократической войны (ТНВ)» (более узко — «театр ноовоенных действий (ТНВД)») сделало полностью интуитивно и операционально ясными такие технологически значимые для организации и проведения ноовойны термины, как «потенциал ноовойны», «ноовоенные силы», «роды и виды ноовоенных сил», «ноовоенная операция», «ноосражение (ноократический бой)», «наступление (атака)», «оборона», «встречный ноократический бой», «огневая поддержка», «боевая (ноовоенная) обстановка», «обеспечение ноовоенных действий» и т.д.
Таким образом, в технологическом плане ноократическая война (ноовойна) — это синтезированный на основе многовековго опыта реальных экзистенциальных противоборств (физических, экономических и психологических войн) различных крупных социальных субъектов (племен, государств, их союзов и т.д.) способ обеспечения содержательной и логико-методологической соизмеримости и многокритериальной сравнительной оценки любых интеллектуальных проектов стратегического характера (в рассматриваемом нами случае — различных доктринально-конституционных комплексов: альтернативных моделей личностной и металичностной определенности человека и общества, стратегических политических доктрин и программ, предлагаемых и отстаиваемых ноокомбатантами), то есть механизм установления истины особого рода – ноократической истины, истины о сравнительной эволюционной ценности различных социальных и метасоциальных адаптаций.
Ноократическая война, будучи (по замыслу) особым видом формализованной агональной интеллектуальной коммуникации (в нашем случае — в сфере социальной эволюции, хотя потенциальный ареал применимости данного метода значительно шире), существенно отличается от таких традиционных форм научного общения, как диалог, спор, диспут, конференция, симпозиум, дискуссия и т.п.
Можно было бы просто сказать, что ноовойна относится к традиционным средствам научной полемики, как мировая война с использованием средств массового поражения – к тривиальной уличной драке, но это метафорическое высказывание, полностью соответствуя действительности, не отражало бы содержательных особенностей различий между названными формами интеллектуальной коммуникации, а это достаточно важно, учитывая сложность рассматриваемой предметной области.
Остановимся только на основных отличиях.
Первое. Ноократическая война, строго говоря, предназначена для установления не научных, а существенно более широких, включающих аксиологический и агональный аспекты, метанаучных — ноократических истин. Это означает, что традиционные научные критерии истинности тех или иных теорий (адекватность реальности, непротиворечивость и т.п.) являются неполными и несамодостаточными в ноократических войнах.
Гносеологической основой ноократических войн является специально разработанная автором и апробированная в ряде наиболее формализованных и строгих наук (логика, общая методология, математика) гармоническая концепция истины.
Ноополитологическая (гармоническая) истина – это истина о механизмах познания эволюционных истин (метаэволюционная истина), а также истина о наиболее эффективных путях прогрессивного развития Суперэйдосов общества (эволюционная истина).
Второе. В отличие от традиционных форм агональной научной коммуникации ноократическая война предполагает наличие развитой системы управления «ноовоенными (боевыми) действиями» комбатантов, диверсифицированной системы экспертиз и судейства и т.п.
Названные подсистемы предназначены для разработки программы ноократической войны, планирования ее хода, всесторонней содержательной и организационной подготовки «театра ноократической войны» (избранной для «ноовоенных действий» предметной области), непрерывного информационного обслуживания участников (ноокомбатантов), многоаспектной истинностной оценки конкурирующих проектов и подведения итогов всех «ноосражений», включая «генеральное».
Важной особенностью рассматриваемого организационного механизма ноовойны является наличие, наряду с традиционными (административный, научный, экспертный и прочие Советы), целого ряда новых управленческих и обеспечивающих институтов и подсистем, которые никогда ранее не использовались в практике научной полемики.
Речь идет, в частности, о высокоспециализированных «группах логического, семантического и онтологического контроля», призванных выявлять и устранять попытки аксиологически, логически, семантически и онтологически недобросовестной аргументации, «ноовоенном арбитраже», предназначенном оперативно решать спорные вопросы относительно авторства на те или иные идеи, «системе патентования инноваций», гарантирующей новизну, патентную чистоту и качество предлагаемых в данной ноовойне идей и проектов.
Рассматриваемый механизм ноовойны, несмотря на его кажущуюся технологическую тяжеловесность, крайне гибок и легко модифицируем в зависимости от сложности и неопределенности предметной области, глубины интеллектуального антагонизма между участниками, количества «полюсов» и «точек» интеллектуального противостояния, объема финансирования и прочих факторов.
Это обеспечивает ноократической войне высший уровень организованности, строгости и точности, а также общей гносеологической и практической эффективности осуществляемой в ее рамках агональной интеллектуальной коммуникации членов ноократического сообщества по отношению к традиционным формам.
Третье. Традиционные формы интеллектуальной коммуникации (такие, как спор или диалог, например) существуют в инвариантном виде уже тысячелетия.
Напротив, одним из наиболее фундаментальных признаков ноократической войны является ее принципиально саморефлективный характер, интенционально и нормативно обусловленное стремление к перманентному развитию. Для этого в механизм проведения каждой ноократической войны была заложена разветвленная инновационная подсистема, призванная обеспечивать непрерывное организационное и содержательное развитие данной формы агональной интеллектуальной коммуникации.
Сказанное позволяет рассматривать ноовойну как реальное средство «сжатия социальной эволюции» в смысле генерации оптимального проекта Первой Металичности — Метагосударства, способного в обозримой исторической перспективе осознанно запустить и непрерывно поддерживать изложенный выше механизм прогрессивной коэволюции типов личностной определенности, а также (в дальнейшем) инициировать процесс иррадиации полученных результатов на уровень отдельного человеческого индивида.
Более того, в будущем, по нашему мнению, ноовойна должна стать главным институционализированным «эволюционным мотором» Метагосударства (его «разумом» и «сердцем» – одновременно), поскольку без непрерывной оптимизации своего доктринально-конституционного комплекса (личности и металичности) оно будет просто не в состоянии выполнять свои функции.
В заключение необходимо отметить, что автор отнюдь не считает обрисованные в статье перспективы человеческой эволюции «объективными», «исторически неизбежными» и т.п. Говорить об этом в условиях, когда человечество в эволюционном смысле балансирует на грани самоубийства, а наша собственная страна (СССР) уже благополучно его совершила (во всяком случае, – в аспекте личностной определенности и физической целостности), было бы не вполне корректно и контрпродуктивно.
Речь идет лишь о потенциальной исторической возможности, для реализации которой, впрочем, есть, на наш взгляд, достаточные (в том числе — технологические) основания. Вопрос – в экзистенциальном и эволюционном выборе, который предстоит сделать каждому.
Написано в 1999-м году.
1.5. Метагосударство: общая теоретическая модель
Одной из наименее разработанных проблем обществоведения сегодня, по-видимому, является проблема эволюции типов государственности. Это объясняется, на наш взгляд, двумя основными причинами: а) предельной путаницей, полисемией в определениях таких фундаментальных понятий, как “общество”, “государство”, “политическая система”, “власть” и т.п. в современных общественных науках, не позволяющей адекватно смоделировать процесс эволюции (прогрессивной смены) базовых форм социального устройства в ходе человеческой истории, и б) отсутствием актуальной (осознанной) общественной потребности в проектировании более совершенных систем (типов) государственности, нежели существующие сегодня и существовавшие в прошлом, то есть социального заказа, способного мобилизовать необходимые и достаточные для решения данной проблемы интеллектуальные ресурсы.
Между тем, по нашему мнению, познание законов и оптимальных направлений эволюции типов государственности, а также проектирование эффективных механизмов прогрессивной смены качественно различных социальных макроустройств (общественных экзистенциальных систем, социомов) входят в число ключевых задач общей социологии и всего корпуса частных обществоведческих дисциплин, от успешного решения которых самым непосредственным образом зависит судьба человечества в будущем.
Целью настоящей статьи является краткое изложение (“презентация”) разработанной автором в рамках ноократического понимания истории общей теоретической модели метагосударства (социального макроустройства третьего поколения, позволяющего человеческому сообществу в обозримом будущем осуществить относительно безболезненный переход к качественно более высокой – метасоциальной — фазе исторического процесса).
Исходные понятия теории метагосударства
Даже поверхностное знакомство с обществоведческой литературой показывает, что “средневзвешенный” в смысле интерсубъективности (то есть приемлемости для научного сообщества) понятийный аппарат, описывающий статику и динамику различных общественных систем, составлен с существенными нарушениями формальной логики. Речь идет, прежде всего, о том, что многие обществоведческие понятия по неясным причинам имеют равно приемлемые для научного сообщества взаимно исключающие определения или оказываются, например, составными частями (или элементами) самих себя.
Особенно свойством перманентной несамотождественности грешат понятия “общество” и “государство”. Так, понятие “общество” часто почти “через запятую” определяется и как “совокупность отношений между людьми, складывающихся в процессе их жизнедеятельности”, и как “социальный организм”, хотя очевидно, казалось бы, что понятие “совокупность отношений …” входит в состав понятия “социальный организм” в качестве логической составной части (подсистемы, фрагмента, компонента, элемента, среза, аспекта — как угодно), то есть никак не может быть тождественным последнему по объему и содержанию. Аналогично, термин “государство” на одной и той же странице или даже в рамках одного предложения может употребляться, например, и в значении “страна”, и в значении “социальный институт, составная часть политической системы”, что, очевидно, как логически, так и семантически неправомерно.
Подобных и иных (еще более существенных) нарушений формальной логики в обществоведении существует настолько много, что данная гносеологическая ситуация сама по себе могла бы составить предмет крайне интересного и поучительного научного исследования, однако здесь они приведены лишь в качестве причины, по которой автору пришлось ввести ряд новых понятий и переопределить некоторые общеупотребительные, чтобы добиться необходимого уровня логической корректности и семантической точности разрабатываемой модели эволюции типов государственности.
Ключевым понятием излагаемой концепции, заменяющим и формализующим чрезмерно полисемичные и неточные понятия “общество” и “страна”, является понятие – неологизм “социом” (синонимы: “объект социомического типа”, “социомический объект”, “социотопоценоз”, “общественная экзистенциальная система”).
Термин социом (sociome) можно определить несколькими равно корректными способами (в зависимости от выбираемого “ближайшего рода”), однако наиболее важными для нас в рассматриваемом контексте являются два из них – экзистенциальный и деятельностный.
С экзистенциальной точки зрения любой социальный объект (фрагмент универсума, влючающий в свой состав по крайней мере одного социализированного человеческого индивида) есть более или менее жизнеспособная экзистенциальная сила (сила существования), стремящаяся к выживанию (самосохранению), самовоспроизводству и саморазвитию в некоторой окружающей среде (среде существования).
По критериям экзистенциальной универсальности (функциональной полноты) и суверенности (самодостаточности, самоверховенства, независимости от других социальных объектов), все социальные объекты могут быть поделены на две группы: высшую и низшую. В высшую группу входят те социальные объекты, которые в ту или иную эпоху являются максимально функционально универсальными и экзистенциально самостоятельными (суверенными): человечество в целом, отдельные автаркично существующие племена, цивилизации, государства (страны), а в низшую – их составные части (подсистемы) и элементы, то есть социальные объекты, способные к существованию, воспроизводству и развитию себя и своих элементов лишь в составе более экзистенциально состоятельного (иерархически высокого) социального целого.
Соответственно, социальные объекты, входящие в первую (высшую) группу, будем называть социомами (sociome), а социальные объекты, принадлежащие второй (низшей) группе – субсоциомами или квазисоциомами.
Таким образом, с экзистенциальной точки зрения социом (социотопоценоз, общественная экзистенциальная система) – это целостная (единичная) самосознающая личностно организованная суверенная экзистенциальная сила высшего иерархического уровня, превышающая по своей функциональной универсальности и другим основным качественным параметрам сумму экзистенциальных сил входящих в нее социальных объектов (социоты), единство социоценоза и социотопа, единство экзистенциального потенциала и экзистенциальных отношений.См. схему 1.
Схема 1. Социом как универсальная экзистенциальная сила (социотопоценоз)
| Социом | |||
| Экзистенциальный потенциал социома | Экзистенциальные отношения социома | ||
| Социота (множество социальных объектов всех иерархических уровней, входящих в социом в качестве его составных частей и/или элементов) | Социотоп (социализированная экосистема, жизненное пространство социома) | — внешние и внутренние экзистенциальные отношения; — социотические и социотопические экзистенциальные отношения и т.д. | |
| Социомасса (народонаселение социома, популяция людей, входящих в социом в качестве его элементов) | Средства существования (совокупность подконтрольных социому общественных, информационных, биологических и материально – технических экзистенциальных факторов) | ||
Здесь необходимо пояснить следующее. Начиная с ХIХ века в социологии становится крайне популярной так называемая «биологическая метафора» социальной жизни, сутью которой является представление и экспликация человеческого общества как «социального организма». Этот взгляд сохранился в качестве доминирующего и по сей день, хотя он и весьма уязвим как основание теоретической модели общественной системы, поскольку многие семантические соответствия, вытекающие из данной аналогии, не вполне адекватны реальности. В частности, человеческому обществу как целому в высокой степени присуще, например, явление прямой экзистенциальной конкуренции между своими функционально однородными «органами», составными частями и элементами, полностью отсутствующее или недостаточно развитое на уровне отдельного биологического организма.
То есть человеческое общество как единичная (целостная) экзистенциальная сила – изначально существенно более вариативная, лучше приспособленная к эволюции, к смене базовой формы своего существования система, нежели любая отдельно взятая биологическая особь («организм» в собственном смысле слова), функции и структура которой жестко детерминированы генетически. Для излагаемой концепции социомов как высших единиц социальной эволюции данное обстоятельство имеет решающее значение.
Поэтому, не отвергая «биологическую метафору» в целом (сам термин социом, sociome представляет собой социологический эквивалент биологического термина биом — англ.biome, — который определяется как единство, совокупность различных групп биологических организмов и ареала их обитания), автор был вынужден существенно ее скорректировать.
В вышеприведенном экзистенциальном определении социома реализована более точная и — во многих смыслах — плодотворная, чем «организмическая», версия «биологической метафоры» социальной эволюции — уподобление социома биотопоценозу (единству биоценоза и биотопа),в результате чего он стал рассматриваться как социотопоценоз, единство социоценоза (социоты и системы ее экзистенциальных отношений) и социотопа (жизненного пространства социома)или, иначе,какединство экзистенциального потенциала и экзистенциальных отношений, саморазвивающаяся экзистенциальная надстройка над биотопоценозом.
Основной смысл такого представления в том, что оно – в отличие от «организмической метафоры» — позволяет вполне адекватно моделировать все возможные виды социальных отношений, включая экзистенциальное сотрудничество и конкуренцию различных социальных объектов, и обеспечивает гносеологически значимую для изучения и проектирования инновационных процессов различного уровня общности терминологическую и методологическую однородность социальной и биологической форм эволюции.
С деятельностной точки зрения, которая является менее общей (поскольку деятельность представляет собой лишь один из возможных видов социальной активности), но более прагматичной и технологичной, чем экзистенциальная, социом – это различным образом структурируемое единство крупных подсистем (сфер) человеческой деятельности, выделяемых по тому или иному основанию классификации.
Для целей последующего изложения наиболее важными являются три подхода к деятельностному определению социома: а) экзистенциально-функциональный, б) предметный и в) управленческий.
С позиций экзистенциально-функционального подхода к человеческой деятельности социом представляет собой единство иммунной (направленной на самосохранение), репродуктивной (направленной на простое и расширенное воспроизводство) и инновационной (направленной на развитие, эволюцию) деятельностных подсистем, обеспечивающих полный экзистенциальный цикл всех компонентов данного социального объекта.
С позиций предметного подхода социом представляет собой единство социотической (направленной на сохранение, воспроизводство и развитие социальных объектов всех видов и иерархических рангов) и социотопической (направленной на удовлетворение материальных потребностей социальных объектов и минимизацию экзистенциального давления природной среды) деятельностных подсистем.
С управленческой точки зрения социом делится на две основные деятельностные подсистемы: систему политического управления и систему исполнения с очевидными, исходя из названий, функциями. Под системой исполнения здесь подразумеваются все социальные объекты, входящие в социом и действующие (функционирующие) в нем в соответствии с принятыми политической системой социома управленческими решениями (традициями, законами, программами и т.д.). При этом социальные объекты, управляемые (регулируемые) социомом как целым, могут быть в достаточно высокой степени независимыми в своих действиях в централизованно установленных пределах (ни о каком априорном тоталитаризме или сверхжесткой управленческой детерминации здесь речь не идет).
Итак, в соответствии с приведенными выше определениями, социомы (социотопоценозы, общественные экзистенциальные системы) – это единственный класс функционально полных и экзистенциально суверенных социальных объектов, могущих рассматриваться в качестве субъектов (единиц) исторического процесса высшего уровня. Именно социомы обладают таким свойством, как государственность, о различных качественных (эволюционных) градациях (типах) которого мы и поведем речь ниже.
Определим понятие государственность как интегральное свойство социомов (исторически конкретных общественных экзистенциальных систем, социотопоценозов), включающее в себя такие признаки, как функциональная полнота (способность к самосохранению, самовоспроизводству и саморазвитию в реальной жизненной среде), экзистенциальный суверенитет (самодостаточность, верховенство в выборе путей исторического развития) и личностная организованность и самоидентичность (конституированность в качестве уникального самосознающего и самоопределяющегося социального целого).
Важно отметить, что, хотя признаком государственности обладают все социальные объекты–социомы (независимо от уровня их социального развития), не все из них являются государствами в собственном смысле данного слова. Другими словами, понятие государственность является более широким по объему, чем понятие государство. В частности, хотя многие древние экзистенциально независимые (исторически суверенные) племена и союзы племен и принадлежат классу социомов по своим характеристикам, то есть обладают государственностью по определению, они не могут быть одновременно квалифицированы как государства, поскольку уровень их внутренней организованности и социального развития недостаточно высок для такого отнесения.
Сказанное означает, что для полного определения термина государственность как необходимого признака любого социомического объекта, нам необходимо ввести несколько видов (типов) различающихся по своим базовым свойствам социомов, которые — в совокупности — составляли бы множество, эквивалентное по объему рассматриваемому понятию.
Введем следующие виды социомов, полностью «покрывающие» шкалу типов, ступеней эволюции государственности: прагосударство, государство и метагосударство. См. схему 2.
Схема 2. Эволюция типов государственности
| Признаки типов государственности | Эволюция типов государственности | ||
| Дисгармонический (квазиноократический) тип государственности | Гармонический (ноократический) тип государственности | ||
| Социомы первого поколения (прагосударства) | Социомы второго поколения (государства) | Социомы третьего поколения (метагосударства) | |
| Доминирующая функция социома | Иммунная функция (самосохранение в неизменном виде) | Репродуктивная функция (расширенное воспроизводство) | Ноократическая, инновационная функция (обеспечение ускоренной социальной эволюции) |
| Уровень (качество) структурной дифференциации социома и организации его политической системы | Дифференциация деятельности на централизованные и децентрализованные деятельностные подсистемы не осуществлена | Осуществлена и цивильно закреплена дифференциация деятельности на централизованные и децентрализованные подсистемы | Осуществлена и цивильно закреплена новая дифференциация высшей политической власти, связанная с выделением ноократической ветви власти |
Прагосударство – это ориентированный (главным образом) на самосохранение и простое воспроизводство себя самого и своих составных частей и элементов социом, в котором не существует институционализированной (закрепленной нормами цивильного права, то есть формализованной и санкционированной высшей властью) дифференциации социальных объектов, входящих в социоту данного социома, на централизованные (принадлежащие социому как целому) и децентрализованные (принадлежащие составным частям и элементам социома) деятельностные подсистемы.
Другими словами, прагосударство – это такой социом, в котором общая структура и механизм совокупной деятельности людей еще не стали предметом осознания и оптимизирующего общественного управления (регулирования). Соответственно, применительно к прагосударствам неправомерно говорить и об институционализированной (выделенной из прочих систем деятельности) централизованной (личностно идентифицирующей себя с социомом в целом)«высшей власти».
Сказанное, разумеется, не означает, что в прагосударствах вообще нет никакого централизованного управления. Оно, безусловно, существует и этому вопросу посвящена обширная литература, трактующая о племенных вождях, старейшинах, шаманах, традициях, «естественном праве», различного рода ритуалах, инициациях и т.п. регуляторах социальной жизни. Речь идет лишь о неспособности (или неправомочности) высшей власти социома — прагосударства осуществлять крупные функциональные и структурные перестройки естественно сложившихся деятельностных подсистем и институционализацию (цивильно-правовое закрепление) крупных социальных инноваций такого рода.
Государство – это ориентированный преимущественно на расширенное воспроизводство себя самого и своих составных частей и элементов социом, в котором произошла и осознанно поддерживается на институциональном уровне дифференциация социоты (множества социальных объектов всех иерархических уровней, входящих в данный социом), на централизованные (принадлежащие социому как целому) и децентрализованные (принадлежащие составным частям и элементам социома) деятельностные подсистемы.
Первым шагом такой дифференциации, без которого невозможны все остальные, является формирование в качестве особой привилегированной подсистемы социома централизованной «высшей власти», определяющей его личностную идентичность как целого, как полноценного субъекта исторического процесса и отождествляющей себя с ним, а также правомочной в цивильно-правовом регулировании жизнедеятельности всех социальных объектов, входящих в данный социом.
Здесь необходимо пояснить, что, по глубокому убеждению автора, признак «быть государством» может и должен относиться исключительно к социомам (проще говоря — к «странам») в целом, но ни в коем случае – к входящим в них отдельным институтам и организациям (деятельностным подсистемам, частным экзистенциальным силам).
Последние, тем не менее, могут быть государственными, централизованными (находящимися непосредственно в собственности и под прямым контролем социома – государства, суверенной страны) или негосударственными, децентрализованными (находящимися в частной или общественной собственности и регулируемыми социомом опосредованно, через механизм цивильного права) организациями, не искажая основной смысл понятия «государство».
При этом и государственные (централизованные) и негосударственные (децентрализованные) социальные объекты и системы (организации), входящие в социом, являются составными частями и/или элементами данного социома — государства, который (под воздействием тех или иных экзистенциальных факторов) в любой исторический момент может (правомочен) изменить критерии и правила централизации (огосударствления, этатизации) – децентрализации (дээтатизации, приватизации) своих экзистенциально значимых подсистем.
Другими словами, государство совершенно неправомерно трактовать как составную часть политической системы общества, один из ее институтов, как это сегодня делается в большинстве монографических и учебных изданий по обществоведческой проблематике, поскольку в таком случае вообще неизвестно куда исчезают из классификации централизованные деятельностные подсистемы (государственные организации), относящиеся к другим сферам общественной жизни (экономической, социальной, культурной, военной и т.д.) и совершенно непонятным оказывается гносеологический и юридический статус социома («страны») в целом.
В нашей трактовке централизованные органы власти, входящие в политическую систему того или иного социома («страны»), безусловно не могут отождествляться с понятием государство, но являются государственными органами, подсистемами государства, осуществляющими в данном социоме – государстве («стране») высшее политическое управление. Это полностью снимает уже упоминавшуюся традиционную несамотождественность (полисемию) понятия «государство».
Сказанное выше относительно различий понятия «государство» и прилагательного «государственный», казалось бы, очевидно, но сторонников противоположной точки зрения настолько много, что приходится акцентировать некоторые достаточно простые (по сути) содержательные моменты, чтобы обеспечить хотя бы адекватное понимание отстаиваемой в настоящей статье позиции.
Определим теперь понятие метагосударство, имея в виду, что это пока не действительный (в отличие от прагосударства и государства), а лишь возможный (хотя и, по нашему мнению, желательный) тип государственности.
Метагосударство — это ориентированный преимущественно на развитие (эволюцию) себя самого как целого и своих составных частей и элементов социом, в котором (в качестве высшей) выделяется особая (ноократическая) ветвь власти, ответственная за прогнозирование социальной эволюции, разработку политических доктрин стратегического характера, проектирование и селекцию политических решений всех видов (государственных программ, планов, законопроектов и т.д.), и, кроме того, осуществлена, институционально закреплена и непрерывно углубляется дифференциация централизованной политической власти на инновационную, репродуктивную (воспроизводственную) и иммунную ветви.
В излагаемой классификации типов (качественных ступеней эволюции) государственности и прагосударство, и государство относятся к дисгармоническому типу государственности, который характеризуется в целом как ограниченно разумный (квазиноократический), неспособный к осознанному (гармоническому, непротиворечивому) управлению социальной эволюцией (социомы этого типа развиваются стихийно, непрерывно сталкиваясь с различными по своей тяжести и деструктивности экзистенциальными противоречиями).
Напротив, метагосударство (по замыслу) олицетворяет собой гармонический (ноократический) тип государственности, то есть такой принципиально новый и качественно более высокий, чем предшествующие, тип государственности, при котором осуществляется осознанное программирование и проектирование исторического процесса (социальной эволюции), позволяющее ставить сверхдолгострочные цели эволюционного характера и планомерно достигать их в конечные исторические сроки, выявлять и преодолевать созревающие экзистенциальные противоречия уже на латентной (скрытой, зачаточной) фазе развития, не доводя их до стадии зрелости и антагонизма.
Противопоставление дисгармонического и гармонического типов государственности будет более отчетливым и понятным, если его интерпретировать также в аспекте выделения и сравнения ведущих (доминирующих) экзистенциальных сил социомов различного типа. Так, если в социомах, относящихся к дисгармоническому типу государственности, ведущей (доминирующей) экзистенциальной силой была исполнительная деятельностная подсистема (в разные эпохи экзистенциальными доминантами общества назывались попеременно вооруженные силы, экономика, наука и т.д.), то в качестве доминирующей экзистенциальной силы социомов гармонического типа, метагосударств рассматривается система политического управления (совокупный политический разум).
Кому-то это может показаться довольно странным и неадекватным аксиологическим и теоретико-методологическим выбором, однако, если учесть, что разработка и реализация эффективных политических решений эволюционного характера – единственный способ достаточно интенсивного «вертикального (качественного) социального прогресса» («сжатия социальной эволюции»), все становится на свои места. Эволюционные эффекты, которые могут быть получены в результате эффективного стратегического политического управления, недостижимы ни в одной другой сфере человеческой деятельности.
Роль и место метагосударства в социальной эволюции
Выше мы рассмотрели характерные черты метагосударства как исторически возможного высшего (гармонического) типа государственности, отличающие его от прагосударства и государства, олицетворяющих собой отживающий (дисгармонический) тип государственности и общественного развития в целом, однако роль и место этого социального макроустройства нового (третьего) поколения в рамках социальной эволюции далеко не исчерпываются сделанными предварительными определениями и замечаниями.
В более широком историческом контексте метагосударство рассматривается в излагаемой концепции как тип государственности и вид социального макроустройства, завершающий собственно социальную фазу эволюции и целенаправленно создающий предпосылки для возникновения следующей за ней, качественно более высокой — метасоциальной — фазы эволюции.
Отличие между двумя названными фазами исторического процесса состоит в том, что если на социальной стадии эволюции человечество является экзистенциально конечным (актуально смертным) социальным объектом как в целом, так и на уровне своих частей и элементов (людей), то на метасоциальной стадии исторического процесса человеческое сообщество может стать потенциально бессмертным объектом, то есть таким объектом, который способен устранять все возможные экзистенциальные угрозы задолго до фазы их актуализации и обеспечивать, тем самым, непрерывность своего существования.
При этом всесторонне осознанной и цивильно (на доктринально-правовом уровне) зафиксированной конечной целью (идеалом) исторического процесса должен стать выход человечества на уровень актуального бессмертия (демиургический уровень), то есть на такую стадию эволюции, когда никакие внешние или внутренние экзистенциальные факторы в принципе не могут стать причинами его гибели.
Таким образом, основной целью, миссией любого социома-метагосударства (с первых дней – и до конца его существования в данном качестве) является подготовка перехода человеческого сообщества к метасоциальной фазе эволюции, то есть овладение людьми на осознанном уровне такими сверхэффективными парадигмами политического мышления и эволюционными технологиями, которые позволяли бы гармонично (относительно безболезненно и в исторически приемлемые сроки) осуществлять социальные трансформации, немыслимые по своим масштабу и сложности на уровне государства и, тем более, прагосударства. Для иллюстрации качества стоящих перед социомом-метагосударством эволюционных проблем приведем лишь два примера.
Рассмотрим в качестве первого примера сравнительную динамику развития социотической или социоценотической (направленной на воспроизводство и развитие социальных объектов всех видов и иерархических рангов, включая человека) и социотопической (направленной на воспроизводство материально-технической базы социома в целом и его составных частей и защиту человеческого сообщества от экзистенциального давления природной среды) сфер человеческой деятельности.
Совершенно очевидно, что социотическая (социоценотическая) сфера на всем протяжении человеческой истории непрерывно отставала как в темпах, так и в качестве своего развития от социотопической. Интенсивно овладевая ресурсами природной среды, создавая все новые, более совершенные материально-технические устройства и технологии, повышающие уровень сытости и комфортности своей жизни, человечество (осознанно или неосознанно – неважно) существенно меньше интеллектуальных сил выделяло на развитие социальных (социотехнических) устройств всех уровней (макро-, миди- и мини-) и технологий социальной эволюции.
Более того, как на доктринальном, так и на конкретно-политическом уровнях любые крупные инновации в социотической (социоценотической) сфере на протяжении всей истории жестко искусственно сдерживались светскими властями и религиозными иерархами, желавшими сохранить социальное «статус-кво» и боровшимися за сохранение своих политических и идеологических привилегий. Любой – сколь-нибудь существенный — прогресс в социотической сфере всегда в истории достигался исключительно за счет крупных кровопролитий (социальных революций, восстаний, внешних завоеваний и т.д.).
В результате сегодня мы имеем гигантский дисбаланс (антагонистическое противоречие) между социотической и социотопической сферами деятельности, который угрожает самому существованию человечества. Все так называемые «глобальные проблемы» нашего времени (перенаселение Земли, грядущее исчерпание природных ресурсов, межнациональные и межклассовые конфликты и т.п.) так или иначе связаны с данным противоречием.
Современные государства и их политические системы оказываются принципиально неспособными разрешить названное противоречие, не имея в своем распоряжении адекватных сложности задачи систем политического проектирования и технологий стратегического управления (управления социальной эволюцией как целым), и своими недальновидными паллиативными решениями и действиями лишь углубляют его, безуспешно пытаясь устранить многочисленные видимые следствия, но никак не воздействуя на латентную причину – исходный дисбаланс, дисгармонию в темпах развития между социотической и социотопической сферами.
Разрешить («снять») данное противоречие, обеспечить опережающее развитие социотической сферы по отношению к социотопической, то есть полностью изменить ход исторического процесса, увести человечество от неминуемой (при сохранении нынешних исторических тенденций) гибели, способно только метагосударство.
Рассмотрим в качестве второго примера проблему интенсификации процесса коэволюции типов личностной определенности, экзистенциальных суперпарадигм отдельного человека и человечества в целом.
Известно, что личностная определенность отдельного человеческого индивида, его способность к самосознанию в качестве единичной относительно самодостаточной экзистенциальной силы, исторически вторична по отношению к личностной определенности человеческого сообщества в целом, поскольку становление и конституирование какого бы то ни было социального объекта в качестве личности (устойчивого доктринально-конститу-ционного комплекса, регулирующего важнейшие жизненные проявления данного социального объекта) требовало осуществления гигантского объема мыслительной и эмоциональной деятельности (десятки и сотни тысяч человеко-лет). На это даже в принципе не были способны ни конкретный человеческий индивид – член первобытного племени, ни даже отдельно взятое поколение соплеменников.
Тем не менее, однажды проделав этот путь длиной в десятки и сотни поколений и создав соответствующие вербальные инструменты мышления и самоидентификации, а также многообразные средства психологической (трансвербальной) инициации, первобытные человеческие сообщества (социомы-прагосударства) научились передавать опыт личностного самопределения и самосознания каждому человеческому индивиду.
В последние тысячелетия отдельные люди обретали персональную личностную определенность (самоидентичность в статусе единичной относительно независимой экзистенциальной силы) уже на ранних этапах своей социализации. Люди настолько привыкли к наиболее фундаментальным характеристикам исторически сложившегося типа своей личностной определенности, что сегодня вопрос о смене базовой формы личности, о становлении нового типа личностной определенности человека и общества, новой парадигмы существования и самосознания звучит если не кощунственно, то весьма странно.
Современный человек готов сознавать и познавать все, что угодно, в рамках наличного гносеологического и экзистенциального фундамента (базовой личностной парадигмы), но не готов меняться кардинальным образом, считая себя (свой тип личностной определенности) универсальной и инвариантной (априорно и навеки данной) «мерой всех вещей».
Между тем, важно понимать, что базовый тип личностной определенности человека и общества, созданный человечеством еще десятки тысяч лет назад и до сих пор являющийся основой и сутью социализации, представляет собой лишь первую, стартовую ступеньку в гигантской лестнице (иерархии) качественно отличных друг от друга личностных экзистенциальных парадигм и уровней самосознания.
То есть необходимо понимание того факта, что без предварительного восхождения по лестнице личностных парадигм на ментальном уровне ни о какой метасоциальной фазе эволюции, ни о каком потенциальном бессмертии в реальной истории человечества говорить не приходится.
Должен быть повторно запущен — уже на более высоком эволюционном уровне-тот древний механизм трансперсонального социального синтеза, который на заре человеческой истории привел к становлению и последующему тотальному распространению современной личностной парадигмы. Этот механизм сводится к осознанию и целенаправленному использованию в процессе исторического развития феномена первичности качественного развития личности социома (шире — человечества в целом) по отношению к личности индивида, то есть к учету в стратегических политических решениях, принимаемых на уровне социома в целом, того факта, что в историческом процессе имеют место две взаимосвязанные причинно–следственные эволюционные цепочки:
(1) Суперличность социома – новая Личность человека – новая Суперличность социома и
(2) Личность человека – новая Суперличность социома – новая Личность человека.
Для запуска данного механизма необходимо и достаточно сосредоточить усилия современной интеллектуальной элиты (ноократического сообщества) на проблеме создания новой универсальной личностной парадигмы для социума в целом (проекта новой базовой социальной Суперличности), а затем перенести ее на уровень отдельного индивида.
Совершенно очевидно, что эволюционную задачу подобного класса сложности (совокупный объем интеллектуальных усилий, необходимых для ее выполнения может быть оценен в несколько десятков миллионов человеком–лет) современное государство выполнить не в состоянии. Оно (как социальное макроустройство определенного – весьма ограниченного по своим возможностям — класса экзистенциальной эффективности) просто не рассчитано на постановку и разрешение подобных проблем и, кроме того, чрезвычайно консервативно в аксиологическом смысле.
Решение задачи осознанного запуска механизма прогрессивной циклической коэволюции базовых типов личностной определенности человека и социального универсума (человечества в целом) — как и других эволюционных задач подобного качественного уровня — прерогатива метагосударства.
Общее устройство политической власти в метагосударстве
Вопрос об устройстве политической власти в метагосударстве – это, прежде всего, вопрос об организации насилия.
Человеческая история знает четыре типологически чистых вида насилия над социальными объектами всех уровней общности, включая человека: физическое, экономическое, психологическое и интеллектуальное.
Соответственно, физическое насилие направлено на непосредственное уничтожение социального объекта или нанесение ему (его подсистемам) повреждений, блокирующих защитные (иммунные) возможности данного социального объекта, экономическое насилие – на лишение социального объекта экзистенциально значимых ресурсов, психологическое насилие – на дезинформацию и деморализацию социального объекта, на внушение, эмоциональное навязывание ему какой-либо объективно чуждой ему социальной позиции, интеллектуальное насилие — на доказательство тому или иному социальному объекту (предмету воздействия) истинности точки зрения противной стороны по некоторой спорной проблеме.
В социальных макроустройствах первого (прагосударства) и второго (государства) поколений на всем протяжении человеческой истории доминировали первые три вида насилия (физическое, экономическое и психологическое).
В случае метагосударства (социального макроустройства третьего поколения) речь идет о доминировании в социальной практике наиболее гуманного и эволюционно эффективного (из числа перечисленных) вида насилия –насилия интеллектуального.
Сказанное не означает, что первые три вида насилия вовсе исчезнут из социальной практики социомов-метагосударств в обозримой исторической перспективе, но ареал и интенсивность их применения могут и должны быть существенно ограничены.
Прежде всего — и главным образом — это касается сферы политического управления, поскольку она рассматривается как доминирующая экзистенциальная сила в метагосударстве и поскольку вопрос о преобладающем в том или ином социоме виде насилия непосредственно связан с формой политической власти.
Коль скоро в качестве основного вида насилия в метагосударстве мы рассматриваем насилие интеллектуальное, то высшей формой власти должна стать ноократическая власть — власть совокупного политического разума народа. Соответственно, традиционная для прагосударств и государств политическая власть, основанная преимущественно на первых трех видах насилия (физическом, экономическом и психологическом), трактуется в настоящей концепции как квазиноократическая, то есть псевдоразумная.
Действительно, во всех классических и современных политологических доктринах и учениях власть рассматривается исключительно как волевое отношение, отношение господства – подчинения. Проблема целенаправленной максимизации уровня разумности высшей власти (то есть повышения качества политической воли за счет ее объединения, синтеза с институционализированным политическим разумом) никогда даже не ставилась как серьезный предмет обсуждения ни в политологии, ни, тем более, в практической политике.
Хотя спектр наиболее интенсивно применяемых типов политического насилия сегодня сместился от традиционного физического — к новомодному психологическому (предвыборные суггестивные технологии, массовое зомбирование и программирование населения тенденциозно подобранными и преподнесенными псевдоновостями и т.п.), политическое управление за последние века человеческой истории не стало существенно разумнее, поскольку базовые доктринальные представления о будущем человечества и о механизмах детерминации исторического процесса остались на том же убогом (архаическом) уровне, что и столетия, а то и тысячелетия назад.
Отдельные политики, разумеется, могут быть (кроме прочего) более или менее интеллектуально одаренными, но обладание политическим разумом – хотя бы в зачаточной степени – по-прежнему исключительно факультативная (необязательная) аксиологическая норма для высшего правителя.
В случае метагосударства ситуация кардинально иная. И завоевание высшей политической власти, и ее использование в метагосударстве (по замыслу) связано исключительно с победой в циклически проводимом институционализированном всенародном интеллектуальном политическом соревновании (ноократической войне), в ходе которой претенденты на роль высших субъектов политического управления (члены ноократического сообщества) должны доказать экзистенциальную эффективность (политическую истинность) своих политических доктрин и решений по отношению к аналогичным (альтернативным) доктринам соперников, а «болельщики» (народ в целом) и многочисленные профессиональные эксперты — всесторонне оценить качество представленных ноокомбатантами альтернативных политических инновационных проектов и силу аргументов, предъявленных в их защиту.
Не обсуждая здесь технологию подготовки и проведения ноократических войн, заметим лишь, что данный механизм политического экзистенциального выбора, основанный на многоуровневых многогитерационных доказательствах политической истины, принципиально отличается от традиционных демократических технологий манипулятивного типа, апеллирующих не к интеллекту народа, а к его подсознанию, к наиболее примитивным социальным инстинктам избирателей в целях защиты корпоративных интересов различных политических группировок, не имеющих никакого отношения к интересам социома в целом или основной массы его населения.
Рассмотрим теперь общую структуру политической власти в метагосударстве. См. Схему 3.
Главным инструментальным условием возникновения (формирования) социомов-метагосударств в принципе, а также успешного выполнения ими своих функций является, как уже было сказано выше, осуществление нового разделения властей, в ходе которого должна появиться и получить статус высшей, доминирующей над остальными (законодательной, исполнительной, судебной) ноократическая власть.
Схема 3. Общая структура политической власти в метагосударстве
| Виды («ветви») политической власти | Иммунная власть | Репродуктивная власть | Инновационная (эволюционная) власть |
| Ноократическая власть | Иммунная ноократическая власть | Репродуктивная ноократическая власть | Инновационная ноократическая власть |
| Законодательная власть | Иммунная законодательная власть | Репродуктивная законодательная власть | Инновационная законодательная власть |
| Исполнительная власть | Иммунная исполнительная власть | Репродуктивная исполнительная власть | Инновационная исполнительная власть |
| Судебная власть | Иммунная судебная власть | Репродуктивная судебная власть | Инновационная судебная власть |
Основная функция ноократической власти – прогнозирование исторического процесса, генерация и отбор (селекция) максимально эффективных с экзистенциальной точки зрения политических доктрин различного рода и решений стратегического характера, обусловливающих ход социальной эволюции на длительную перспективу.
Поскольку общая экзистенциальная функция социома складывается, как отмечалось выше, из иммунной, репродуктивной и инновационной подфункций, имеющих — каждая — вполне самостоятельное значение, ноократическая власть должна иметь три одноименные ветви, обеспечивающие доктринальное наполнение названных подфункций.
Для сравнения заметим, что в современном обществе по неясным до конца причинам принято разрабатывать исключительно доктрины безопасности (иммунные доктрины) государства. Наши правители считают, по-видимому, что репродуктивная (воспроизводственная) и инновационная (эволюционная) доктрины государства – это ненужные умственные колодки, способные (если их разработать и принять) сковать, ограничить их «политическое творчество».
В излагаемой концепции метагосударства, напротив, доминирующее значение имеет именно инновационная ноократическая власть (власть эволюционного политического разума), а в качестве главного закона социома, обусловливающего все остальные политические решения, рассматривается его инновационная доктрина.
Будучи ведущей ветвью власти метагосударства, инновационная ноократическая власть, безусловно, нуждается в адекватном механизме реализации генерируемых эволюционных решений. Разработанные и отобранные совокупным политическим разумом социома проекты инновационных политических решений должны быть утверждены законодательно (стать законами) и, далее, исполнены специализированными органами, обеспечивающими внедрение стратегических социальных инноваций в практику. Наконец, любые (осознанные или бессознательные) отклонения от избранного метагосударством пути социальной эволюции должны выявляться и преследоваться в специализированных на этой проблематике судах.
Сказанное не означает, что с первых шагов формирования метагосударства все двенадцать «квадратиков» приведенной выше схемы 3 должны быть строго институционализированы на уровне самостоятельных «ветвей власти», хотя углубление специализации в рамках ведущей отрасли деятельности в социоме – это нормальный и желательный процесс. Главный вопрос – фактическая реализация всех этих обязательных технологических функций политической власти нового (ноократического) типа и обеспечение приоритета политического разума над политической волей.
В заключение – несколько слов о перспективах «материализации» идеи метагосударства, ее воплощения в жизнь. Разумеется, наша действительность (особенно – политическая) не дает ощутимых поводов для исторического оптимизма. Кроме того, автор убежден, что никакого «объективно» детерминированного (гарантированного) прогресса в социальной эволюции не существует (все обусловлено осознанным или неосознанным политическим выбором), то есть человечество полностью свободно как покончить с собой в «эволюционной колыбели», так и пройти весь возможный многоступенчатый путь развития. А это значит, что (с учетом наличного уровня развития политического разума и объема накопленных эволюционных противоречий) наиболее вероятен самый пессимистический сценарий социальной эволюции и что до «материализации» идеи метагосударства дело (возможно) не дойдет.
Тем не менее, человеческая история изобилует различного рода «сюрпризами». Не исключено, что в условиях надвигающегося хаоса рано или поздно возникнет неожиданный спрос на институционализацию политического разума.
Написано в 1999-м году.
1.6. Понятие и сущность ноократического общества
Настоящая статья представляет собой краткое введение в концепцию ноократического (гармонического) общества, рассматриваемую автором в качестве теоретической модели и эскизного проекта социального макроустройства нового (третьего) поколения с улучшенными эволюционными характеристиками и оптимистического нормативного прогноза протекания исторического процесса в ХХI-м веке.
Наиболее существенное отличие предлагаемой вниманию научного сообщества концепции от альтернативных теоретических конструкций (прототипов) состоит в том, что в качестве доминирующего фактора исторического процесса (основной экзистенциальной силы общества) здесь впервые рассматривается совокупный эволюционный (или инновационный) политический разум человеческого сообщества.
При этом все общественные образования прошлого, настоящего и будущего интерпретируются как результаты свободной целенаправленной инновационной деятельности человека в политической сфере или, иначе, как внедренные или подлежащие внедрению в практику политические изобретения: социотехнические макроустройства и технологии разного уровня общности, совершенства и эффективности, а жесткая априорная предопределенность исторического процесса и независимость его итогов от осознанного эволюционного (политического) выбора человечества, декларированная рядом классических общесоциологических доктрин, полностью отрицается.
В качестве прототипической нормативной прогностической концепции, конструктивные недостатки которой фиксируются и устраняются в излагаемом социотехническом решении, в статье — в целях максимально более рельефного выделения и раскрытия ключевых идей предлагаемой модели нового общественного устройства — рассматривается разработанная К. Марксом доктрина коммунистического общества.
Выбор критикуемого прототипа в данном случае достаточно произволен и обусловлен – преимущественно — полемическими целями (потребностью в максимально точной экспликации существенных отличий), а не идейной или аксиологической преемственностью.
В будущих работах в качестве прототипов концепции ноократического общества планируется рассмотреть и другие известные концепции общества будущего («постиндустриальное общество», «информационное общество», «постмодернистское общество» и т.д.). Это позволит осуществить всестороннюю привязку идеи ноократического общества к «уровню социальной макротехники».
Человеческое общество как социом (социотопоценоз)
Оговоримся вначале, что в рамках излагаемой концепции понятие общество всегда означает некоторый искусственно созданный людьми социальный объект (социотехнический объект), даже если речь идет о первобытном обществе.
Другое дело, что, не обладая сколь-нибудь эффективной политической системой гармонического (инновационного) типа, то есть выделенными из других сфер деятельности общественными инструментами стратегического социального проектирования, селекции эволюционно значимых социотехнических решений и внедренческой деятельности, на первобытной стадии социальной эволюции человеческое сообщество вынуждено было действовать исключительно методом проб и ошибок, то есть тратить десятки тысяч лет и миллионы человеческих жизней для более или менее существенной оптимизации базовых социальных механизмов своего функционирования.
Это, однако, нисколько не отменяет того факта, что любое социальное макроустройство (общество определенного типа и уровня социальной эффективности) всегда есть разработанное, принятое и исполненное людьми экзистенциально значимое политическое решение (реализованный эволюционный выбор).
Определим теперь понятие общество — в общем случае — как существующую в пространстве и времени обособленную целостную самосознающую часть универсума, стремящуюся к выживанию и развитию суверенную в выборе целей и средств жизнедеятельности интегрированную экзистенциальную силу, единство некоторого множества социализированных человеческих индивидов (человеческого сообщества) и среды их существования (социотопа).
Данное определение общества семантически весьма близко понятию страна.
Действительно, говоря об обществе вообще, мы будем в дальнейшем иметь в виду некоторую абстрактную страну, представляемую как макросоциальное устройство (социотехнический объект максимально высокого уровня общности), лишенное конкретных национальных, культурных, географических и прочих особенностей, но обладающее точно определенной и стандартизированной системой общих свойств, функций и структурных элементов (также абстрактных), присущих любой отдельно взятой конкретной стране (группе стран).
Если же речь пойдет о каком-то исторически конкретном обществе (обществах), то предметом рассмотрения будет та или иная страна (группа стран), взятая во всем многообразии своих индивидуальных экзистенциальных проявлений в строго определенный период существования.
Что касается человеческого (со)общества в целом (социального универсума, единства многих стран и населяющих их народов), понимание общества как страны сохраняется с тем лишь отличием, что здесь социотоп расширяется до значения “Ойкумена” (весь обитаемый человечеством мир, заселенное людьми социально интегрированное жизненное пространство в целом).
Данный подход – в особенности, когда речь идет о социальных системах будущего, — методологически довольно близок к трактовке понятия общество, данной (в неявном виде) известными утопистами прошлого (Т. Мором, например; при этом речь не идет о сходстве содержательных идеологических и аксиологических воззрений).
Действительно, сам термин утопия (от греч. ou – отрицательная частица и topos – место), дословно переводится как “страна (место), которой (которого) нет”. Кроме того, утопия (как литературный жанр) изначально была ориентирована на представление описываемого в произведениях этого вида воображаемого общества в качестве искусственного (технического) социального объекта, проекта, своего рода изобретения, обладающего (по мнению автора каждой конкретной художественной модели общественного устройства) существенно лучшими характеристиками, чем реальные образцы, но не претендующего на статус принудительно самосбывающегося нормативного прогноза.
Рассматривая произвольное общество (абстрактное или конкретное, реальное или возможное – неважно) в значении страна (уже не в художественном, как у утопистов-классиков, а в строго научном смысле), мы получаем возможность непротиворечивого представления социального объекта данного вида в двух основных смыслах.
Во-первых, — в качестве целостного самосознающего личностно организованного субъекта существования и развития (интегрированной экзистенциальной силы, суверенной геополитической единицы высшего уровня общности), подверженного воздействию множества внешних и внутренних экзистенциальных факторов и свободного в выборе экзистенциально значимых исторических (стратегических политических) решений.
Во-вторых, — в качестве некоторого стандартным образом описываемого, структурируемого и интерпретируемого социального макроустройства, которое мы можем моделировать, объяснять, прогнозировать, конструировать и проектировать как социотехническую (искусственную) систему (внедренное или планируемое к внедрению в историческую практику комплексное политическое решение, политический проект), исходя из принципа эволюционной эффективности, а не “исторической неизбежности”.
Другими словами, в рамках излагаемой концепции любая теоретическая модель общества рассматривается в качестве более или менее эффективного инструмента политической деятельности (политического мышления и управления), имеющего преимущественно субъективную природу (хотя и опирающегося на вполне объективные экзистенциальные социальные эффекты, выявленные на основе изучения исторического процесса).
Каждая такая модель, по замыслу, подлежит оценке в рамках более широкой, чем классическая корреспондентская, гармонической концепции истины, включающей в себя (наряду с общенаучным критерием соответствия действительности и формально-логической непротиворечивости) также и аксиологические критерии. Речь идет, прежде всего, о критерии экзистенциальной (более точно – эволюционной) эффективности.
Несмотря на свою предельную интуитивную ясность, отождествление общества со страной (группой стран) не является исчерпывающим определением первого, так как не позволяет – в силу своей неформальности — само по себе (без дальнейших спецификаций) построить достаточно строгую и плодотворную теоретическую модель, объясняющую механизм функционирования и развития произвольной (как абстрактной, так и конкретной) общественной системы и предсказывающую (строго говоря — предписывающую) направления социальной эволюции в будущем.
В этой связи мы предлагаем в дальнейшем (в дополнение к общему первичному определению, сделанному ранее) рассматривать общество в качестве социома или – что семантически тождественно — социотопоценоза.
Термин социом (sociome) имеет корни в биологии и представляет собой социологический аналог термина биом (англ. biome), который означает единство некоторого биологического сообщества (недифференцированного по видам множества биологических особей) и ареала (пространства) его обитания, а термин социотопоценоз является социологическим эквивалентом термина биотопоценоз (единство биоценоза и биотопа).
Сделав эти необходимые пояснения генетического характера, определим общество (синонимы: общественная экзистенциальная система, социом, социотопоценоз) как выделенную из универсума целостную самосознающую личностно организованную суверенную экзистенциальную силу, представляющую собой единство социоценоза (социоты, то есть множества социальных объектов всех иерархических уровней, включая отдельных людей, и ее экзистенциальных отношений) и социотопа (социализированной экосистемы, ареала обитания человеческой популяции).
Предложенный подход к определению понятия общество влечет за собой множество нетривиальных теоретико-методологических следствий, важнейшим из которых является возможность рассмотрения общественных экзистенциальных систем (социомов, социотопоценозов)любого рода и уровня абстрактности в качестве целостных самосознающих личностно организованных способных к автоэволюции субъектов существования высшего уровня общности и суверенности, борющихся за жизнь и развитие в условиях относительно враждебной внешней среды, то есть адекватного привлечения к изучению и проектированию исторического процесса богатейшего эпистемологического аппарата, выработанного науками биологического цикла.
Кроме того, представляемый подход позволяет избежать многих логических, методологических и семантических ошибок, связанных с квазиобъективистским, сущностно и структурно неадекватным представлением человеческого общества в качестве “социального организма”, выдвинутым еще Платоном и развивавшимся далее Контом, Гоббсом, Спенсером, Марксом и представителями «органической школы в социологии».
Речь, в частности, идет о том, что понятие «социотопоценоз» является идейной основой для моделирования и проектирования социальных макроустройств с гораздо большим числом степеней исторической свободы и с гораздо более пластичной и вариативной внутренней структурой (системой общественных отношений), нежели понятие «социальный организм», которое по природе своей подходит исключительно для описания и экспликации эволюционно статичных и преимущественно тоталитарных общественных систем.
Действительно, о каком общественном развитии (социальной эволюции) в предположении семантической тождественности понятий «общество» и «социальный организм» может идти речь, если все известные биологические организмы на индивидуальном (онтогенетическом) уровне полностью детерминированы своим генотипом и абсолютно не способны не только к самоэволюции, но даже к незначительным мутациям?
Сказанное не означает, что социомы (социотопоценозы) не обладают генотипами и геномами особого рода (политико-правовыми доктринами и другими регуляторами), детерминирующими их сущность и важнейшие жизненные проявления. Речь о том, лишь, что идея социома – единственная логически корректная теоретическая возможность адекватного представления социального макроустройства с корректируемым или даже сменным (переменным) информационным генотипом. Другими словами, идея социома (социотопоценоза) относится к идее социального организма примерно так же, как идея функции, переменной величины – к идее числа.
При этом социом сохраняет все свойства личностно организованной целостности, единой экзистенциальной силы, совокупного индивида. Так, в определении произвольного человеческого общества в значении «социом» («социотопоценоз») важным исходным методологическим и аксиологическим пунктом является представление, что на социальной фазе эволюции каждый объект социомического уровня (как и отдельный человеческий индивид) смертен и что недостижимым экзистенциальным идеалом любого социального макроустройства является актуальное бессмертие.
Исходя из сказанного, всеобщей мерой исторического прогресса естественным образом признается уровень успешности движения того или иного конкретного общества, социома, социотопоценоза в направлении достижения им актуального (или — хотя бы потенциального) бессмертия, то есть достигнутое в ходе социальной эволюции качество общественного существования (развития).
Соответственно, основная проблема исторического процесса в рамках излагаемой теоретической модели трактуется как проблема максимизации совокупной экзистенциальной силы человеческого сообщества за счет повышения качества стратегического политического управления социальной эволюцией.
В этой связи чрезвычайно важным для последующего изложения является деление произвольного общества (социома, социотопоценоза) на политическую (централизованную управленческую) и исполнительскую подсистемы, так как эффективность политического управления (или, иначе, уровень развития эволюционного политического разума)рассматривается нами в качестве основного фактора детерминации исторического процесса.
Не менее важно и деление общества на подсистемы, выделенные в соответствии с тремя важнейшими экзистенциальными (жизненными) функциями любого общества, от уровня развития которых зависит длительность и качество его существования: иммунной (самосохранение, борьба с непосредственными угрозами существованию), репродуктивной (простое и расширенное воспроизводство необходимых и достаточных условий существования) и инновационной (адаптация и преадаптация к изменяющимся условиям внешней и внутренней сред существования).
Эволюционная типология обществ (социомов)
Приведенное выше общее определение понятия общество позволяет построить некоторую компактную, но достаточно строгую типологию качественно различных исторически конкретных обществ, необходимую для перехода к рассмотрению ноократического (гармонического) общества как возможного высшего и последнего этапа социальной эволюции.
Уточним, вначале, что в рамках предлагаемой концепции собственно социальная эволюция (исторически ограниченный период существования и развития смертных обществ) не рассматривается в качестве семантического эквивалента человеческой истории в целом.
Будучи звеном (уровнем, этапом) всеобщей эволюции, следующим непосредственно за биологической фазой, социальная эволюция — в свою очередь – представляется лишь этапом подготовки к началу метасоциального этапа эволюции, то есть такой эволюционной фазы, при которой человеческое сообщество как целое (а, возможно, и каждый из входящих в него социомов) перестает быть смертным (конечным) субъектом существования и переходит на уровень потенциального бессмертия, когда совокупный экзистенциальный потенциал человечества (в первую очередь – эволюционный политический разум) становится достаточно мощным и эффективным для устранения всех актуальных и большинства потенциальных внешних и внутренних угроз существованию человеческого сообщества.
Исходя из сказанного, представим социальную эволюцию как единство двух основных исторических этапов: дисгармонического (квазиноократического) и гармонического (ноократического). См. схему 1.
Схема 1. Социальная фаза эволюции универсума
| Основные экзистенциальные функции и Подсистемы Социома | Социальная эволюция | ||
| Дисгармоническая (квазиноократическая) фаза социальной эволюции | Гармоническая (ноократическая) фаза социальной эволюции | ||
| Социомы первого поколения (первобытные общества, прагосударства) | Социомы второго поколения (государства) | Социомы третьего поколения (метагосударства) | |
| Иммунная | Доминирует | Зависима | Зависима |
| Репродуктивная | Зависима | Доминирует | Зависима |
| Инновационная | Зависима | Зависима | Доминирует |
Дисгармонический (квазиноократический) этап социальной эволюции, включающий в себя период человеческой истории от первобытного общества – до наших дней, характеризуется, главным образом, тем свойством, что политические системы обществ (социомов) рассматриваемого типа не обладают еще способностью дальнего и сверхдальнего прогнозирования исторического процесса и принятия превентивных стратегических политических решений, устраняющих угрозы экзистенциальных кризисов (кризисов существования) на потенциальной, латентной стадии (задолго до их актуализации), а также чрезвычайно неэффективны в проектировании и внедрении в историческую практику качественно новых социотехнических объектов высшего уровня общности (социомов с улучшенными эволюционными характеристиками).
Другими словами, совокупный политический разум каждого из существующих и существовавших в рамках дисгармонического этапа социальной эволюции обществ (социомов) рассматривается в предлагаемой типологии как недостаточно совершенный, чтобы осознанно управлять течением исторического процесса и целенаправленно его оптимизировать.
В результате слабого развития способности к опережающей адаптации (преадаптации) к новым факторам существования человечество на протяжении всего исторического процесса вынуждено было непрерывно сталкиваться с множеством различных по своей тяжести экзистенциальных дисгармоний (противоречий, кризисов, эволюционных вызовов), неоднократно приводивших к деградации и даже гибели целых стран и цивилизаций.
Этот исход и сегодня является наиболее вероятным для человеческого сообщества в целом, если не будут проведены глобальные социотехнические модернизации и осуществлены нововведения в сфере стратегического политического управления, о которых речь пойдет ниже.
Для иллюстрации сказанного относительно дисгармонического способа существования приведем лишь один пример.
Общеизвестно, что в прошлом Земля неоднократно подвергалась ударам астероидов различной величины, приводившим к глобальным или локальным изменениям ее климата, флоры и фауны.
Можно смело утверждать, что люди своим возникновением в качестве особого биологического вида и последующим популяционным процветанием всецело обязаны таким космическим бомбардировкам, поскольку далеко не очевидно, что — если бы не массовая гибель динозавров и других архаичных существ, произошедшая около 65 миллионов лет назад в результате мощного астероидного удара – человечеству (и даже нашим далеким предкам — обезьянам) нашлось бы место на биологически сверхактивной Земле, каковой она была до почти полного уничтожения протофлоры и протофауны.
Между тем, то, что послужило, мягко говоря, на пользу эволюции человечества как биологического вида в далеком прошлом, может стать для него источником смертельной опасности в близком будущем. По мнению экспертов, достаточно удара о нашу планету астероида диаметром в 5 и более км., чтобы человеческая цивилизация навсегда исчезла с лица Земли. Этот вид экзистенциальной угрозы человечеству в фантастической и научной литературе весьма поэтично называется “молотом богов”. Вероятность удара “космическим молотом” по нашей планете сегодня достаточно высока. Из 60 тысяч известных астрономам астероидов в настоящее время не менее тысячи (по оценкам специалистов) являются потенциально опасными для человечества.
Возможность резко снизить исходящую от астероидов угрозу есть уже сегодня. В частности, отечественные разработчики (НПО им. Лавочкина и др.) неоднократно информировали компетентные международные организации о своей технической готовности к созданию адекватного астероидной угрозе “космического щита”, однако мировое сообщество (в лице ООН) предпочитает играть в “космическую рулетку” со смертью, но не тратить на реализацию проекта глобальной космической самозащиты сумму, на несколько порядков меньшую, нежели совокупный годовой ВВП развитых государств Земли, — что-то около 3-4-х сотен млн. долларов.
Совершенно очевидно, что подобная ситуация возможна только при чрезвычайно низком уровне развития мирового политического мышления, когда тактические задачи кажутся важнее стратегических, от уровня эффективности решения которых зависит само существование человеческой расы. Приведенный пример — далеко не единственная иллюстрация к тезису о самоубийственной экзистенциальной беспечности человечества, обусловленной его мировоззренческой и ценностной неадекватностью, а также неспособностью к опережающему прогнозированию, стратегическому планированию и контролю качества собственной эволюции.
Возвращаясь к вопросу о типологии общественных систем, отметим, что дисгармонический период социальной эволюции – в свою очередь — состоит из двух крупных эволюционных фаз, выделеленных по критерию доминирования одной из вышеназванных важнейших экзистенциальных функций.
Для первобытных обществ, прагосударств (организованных как целостности проточеловеческих и первочеловеческих племен, проживающих в рамках того или иного природного ареала, социотопа), крайне слабо приспособленных к осознанному простому и расширенному воспроизводству основных условий своего существования (не говоря уже об управляемой эволюции) и затрачивающих практически всю жизненную энергию и ресурсы для простого выживания (самосохранения в качестве целостного социального объекта в каждый конкретный момент исторического существования), характерно доминирование иммунной функции.
Социомам, организованным как государства, то есть обществам, имеющим в своем составе выделенную систему централизованного управления (политическую систему) и способным целенаправленно разрабатывать и последовательно осуществлять разнообразные стратегии расширенного воспроизводства человеческих ресурсов и необходимых средств существования в рамках относительно стабильных условий окружающей среды, свойственно доминирование репродуктивной функции. К социомам преимущественно репродуктивного типа относятся, в частности, и все — без исключения — современные страны.
Сказанное не означает, разумеется, что первобытные общества, например, были в принципе не способны к осуществлению репродуктивной (воспроизводственной) функции, а современные государства – к разработке и реализации более или менее экзистенциально эффективной инновационной политики (особенно – в технической сфере). В противном случае человечество давно вымерло бы или продолжало оставаться в первобытной фазе эволюции. Речь идет лишь о доминировании, преобладании той или иной базовой экзистенциальной функции и соответствующей ей социальной подсистемы в обществах (социомах), находящихся на различных стадиях социальной эволюции.
В данном контексте достаточно естественным, на наш взгляд, является вывод, что на этапе социальной эволюции, логически следующем непосредственно за современностью (назовем его гармоническим или ноократическим), — если, конечно, ему суждено когда-нибудь осуществиться, доминирующей социальной функцией, определяющей все основные параметры общественного существования, станет инновационная (эволюционная) функция, а экзистенциально наиболее значимой сферой деятельности – инновационная (или эволюционная) политическая деятельность.
Легко видеть, что все вышесказанное прямо противоречит марксовому материалистическому пониманию истории (в частности – учению об общественно-экономических формациях), лежащему в основе концепции коммунистического общества, избранной в настоящей статье в качестве анализируемого и критикуемого прототипа.
Перечислим вкратце основные конструктивные недостатки материалистического понимания истории, которые, на наш взгляд, самым негативным образом сказались на теоретической и экзистенциальной состоятельности вытекающей из него концепции коммунистического общества и привели – в конечном счете — к полной деградации и самоуничтожению построенной на этой идеологии мировой социалистической системы.
1. Взяв в качестве идейного фундамента своего (материалистического) понимания человеческой истории и основания ее структуризации (периодизации) исключительно экономическую сферу деятельности, К. Маркс априори совершенно искусственно и неправомерно существенно сузил число факторов экзистенциальной детерминации, требующих учета при построении теоретических моделей такого рода, и до крайности примитивизировал, тем самым, реальный исторический процесс, сведя его к перманентному совокупному пищеварению и тотальной межклассовой драке за кусок хлеба.
Даже война, «отец» и «царь» всего, – по образному выражению Гераклита, – не нашла сколь-нибудь существенного места в марксовой концепции механизма детерминации исторического процесса (как, впрочем, и геополитика вообще).
Опуская детали, отметим, что вне рассмотрения и теоретической интерпретации марксизма оказалось главное — эволюционный аспект человеческой истории.
Факт субъективности, личностной организованности человеческих обществ, проявляющийся, в частности, в их рождаемости и смертности, а также в их способности к осознанному выбору направлений и способов социальной эволюции, был полностью проигнорирован К. Марксом.
И люди, и различные исторически конкретные общества предстали в материалистическом понимании истории совершенно сущностно статичными существами, в принципе неспособными к переходу в новое эволюционное качество (на уровень потенциально бессмертных объектов), стремящимися исключительно к экспоненциальному росту объема потребляемых и контролируемых материальных благ, а также беспорядочному кровавому жонглированию различными формами собственности с целью перманентного перераспределения общественного богатства.
В результате, единственное, что К. Маркс оказался в состоянии предложить людям в качестве социального идеала, конечной цели общественного развития, — глобальный избыточно изобильный «шведский стол» при полном социальном равенстве и отсутствии каких-либо стратегических эволюционных амбиций (тезис об отмирании государства и возврате к первобытному обществу при коммунизме).
Кроме того, даже в экономической теории К. Маркс, как нам представляется, допустил множество фундаментальных теоретико-методологических ошибок, приведших его к совершенно неадекватным выводам общеисторического характера. Рассмотрим лишь некоторые из них.
Во-первых, по совершенно непонятным причинам К. Маркс вывел из рамок своей теоретической конструкции иммунную и инновационную экономические функции общества, оставив в качестве предмета анализа и осмысления только репродуктивную (воспроизводственную) экономическую функцию.
В результате марксистская концепция экономических формаций оказалась абсолютно неспособной к отражению и адекватной интерпретации того очевидного, на наш взгляд, факта, что главной экономической силой общества (не говоря о прочем) всегда был и навсегда останется творческий человеческий разум.
Действительно, на протяжении всей своей истории человечество располагало и располагает одним и тем же объемом материальных ресурсов (масса планеты Земля за этот период существенно не менялась). Соответственно, людей, принадлежащих к любому из предшествующих поколений можно было бы считать более богатыми, чем нас, ныне живущих (их было меньше и на каждого из них потенциально приходилось больше невосполнимых ресурсов Земли, чем на одного нашего современника), если бы не очевидное но: уровень накопленного знания (количество и качество типовых экзистенциально значимых технических решений во всех сферах деятельности) сегодня существенно выше, чем в предшествующие эпохи. Именно это обстоятельство и определяет наше экономическое превосходство над людьми прошлого. Именно это делает нас более богатыми по сравнению с ними.
Но фактор интеллектуального прогресса, непрерывного накопления экзистенциально полезных знаний, действовал всегда, даже в первобытном обществе. Почему же в основу своей экономической теории К. Маркс положил материальную (а не интеллектуальную) собственность, труд, а не творчество? Почему создал трудовую — а не творческую — теорию стоимости?
Если бы он это сделал второе, то понял бы, наверное, что столь рьяно пропагандируемое им обобществление собственности человечества уже давно произошло, поскольку любой продукт человеческого труда — на 92-99 процентов – отчужденный и обобществленный творческий разум людей, субстантивированная интеллектуальная собственность, и что единственный капитал человечества — накопленные им знания о человеке, обществе и универсуме в целом.
Тот факт, что знания всех предшествующих поколений каждому новому поколению людей достаются бесплатно, отнюдь не означает, что они ничего не стоят. Это означает только, что они и по сей день фантастически недооценены всеми экономическими и общесоциальными теориями, включая марксизм.
Понял бы он, по-видимому, и то, что все исторически известные — закрепленные в законодательствах (или традициях) соответствующих обществ — базовые формы собственности (первобытная, азиатская, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, социалистическая), положенные им в основание теории смены ОЭФ, – всего лишь реализованные (внедренные в практику) конкретные стратегические политические решения, социотехнические изобретения различной степени эффективности, обеспечивавшие в достаточно тяжелые времена более или менее приемлемую норму управляемости социомов (достаточное качество самозащиты и самовоспроизводства) при наличных уровнях развития политического разума и экзистенциального давления среды, — и не более того.
В любую эпоху, в любой стране могли были быть приняты гораздо более эффективные доктринальные решения, чем те, которые реально имели место в истории.
Вместо этого К. Маркс отвел человеческому разуму (особенно – политическому) роль безвольного и недееспособного свидетеля стихийного действия необоримых «исторических законов», о противоречивости и неадекватности чего будет сказано ниже.
2. Постулировав принцип исторической неизбежности, то есть объективно-принудительный, независящий от воли людей и политических систем характер действия сформулированных им самим «объективных законов истории», К. Маркс лишил человечество в целом, любую отдельно взятую цивилизацию и каждого человеческого индивида статуса относительно самодостаточного субъекта исторического процесса.
Строго говоря, с момента принятия этого, мягко говоря, сомнительного гносео-конструкторского решения (постулата) любая целенаправленная человеческая деятельность (особенно – политическая) в рамках марксистской доктрины потеряла всякий смысл.
Действительно, зачем суетиться, если «законы истории» неизбежно приведут туда, «куда надо»? Войны, революции, реформы, переселения народов, массовые эпидемии и пандемии, рождение и гибель цивилизаций — все это стало либо пустой исторической возней, квазисобытиями, либо искомым свидетельством принудительного действия «объективных законов истории» – в зависимости от того, подтверждали они марксову схему смены формаций или нет.
Справедливости ради надо отметить, что соратники и последователи К.Маркса — Ф.Энгельс и В.Ульянов-Ленин — чувствовали в этой конструкции некоторую логическую (и – главное – энергетическую) слабость и периодически внушали избыточно доверчивой части человечества в агитационно-пропагандистских целях, что, дескать, принудительный характер действия исторических законов не отменяет свободы воли человека и народа (тезис о возрастании роли народных масс и личности в истории и росте управляемости исторического процесса), но это лишь усугубляло имманентную противоречивость исторического материализма.
В «сухом остатке» получалось, что ни человек, ни отдельный народ, ни человечество в целом не может ни при каких условиях изменить начертанных К. Марксом законов и заранее предопределенных (им) результатов истории, но — при этом — все они должны (ничтоже сумняшеся) считать себя ее свободными творцами и непрерывно – с все возрастающей интенсивностью – вкалывать на торжество коммунистических идей.
Возникающее здесь очевидное формально-логическое противоречие (нельзя и быть, и не быть творцом истории, обладать и не обладать правом исторического выбора одновременно и в том же отношении) трактовалось классиками как противоречие диалектическое, что сразу (по их мнению) снимало все возможные возражения оппонентов.
На самом деле это не так и единственное логически корректное объяснение ситуации с историческими законами состоит, на наш взгляд, в следующем.
Объективные законы истории, безусловно, существуют, хотя установлены они отнюдь не Марксом (отождествлять себя с Богом — или, на худой конец, с универсумом — можно, конечно, но к исторической истине подобная Я-концепция не приближает).
Законы истории существуют объективно в том смысле, что, образно говоря, кинув камень в воду, человек всегда увидит на воде круги, но никогда – квадраты, ромбы, звездочки или треугольники (такова природа воды). Однако право принять решение о том, нужно ли кидать камень в воду, а если кидать – то под каким углом к поверхности и т.д., всегда принадлежит субъекту исторического процесса (человеку и обществу).
Другими словами, любое историческое действие (и предшествующее ему политическое решение) всегда имеет строго определенные (жестко детерминированные природой универсума) исторические последствия (в том числе – такие положительные или отрицательные результаты, которые действующий субъект исторического процесса не был в состоянии заранее предвидеть в силу ограниченности своего разума), но это не означает, что человек и общество обречены на безвольное исполнение некоторой заранее заданной кем-либо (К. Марксом, например) последовательности событий (или эпох — если угодно) и неправомочны в ее изменении и оптимизации.
Таким образом, никакой априорной предопределенности исторического процесса в действительности не существует (во всяком случае – в рамках доступного нашему восприятию пространственно-временного континуума).
Человечество, как и отдельный человек, — творец своей судьбы, несущий на себе полную экзистенциальную ответственность за свой выбор. В каждый момент своего существования любое общество обладает определенным экзистенциальным потенциалом (способностью сопротивляться негативному внешнему давлению и деструктивным внутренним противоречиям), которым оно может распоряжаться по своему усмотрению (свободно принимать экзистенциально значимые политические решения).
Существуют ситуации, когда непредвиденные неблагоприятные факторы оказываются сильнее и общество (социом), не будучи в состоянии адекватно ответить на очередной экзистенциальный вызов, гибнет или деградирует.
Но гипотетически возможен и такой сценарий исторического процесса: целенаправленно концентрируя все наличные силы на максимизации своей способности к эволюции, общество заранее просчитывает самые вероятные и наиболее значимые экзистенциальные угрозы и принимает превентивные меры для их устранения. Тогда — на определенном этапе развития – общество может осознать, что оно обрело принципиально новую историческую способность – способность к потенциальному бессмертию и к несоизмеримо более высокой, чем ранее, эволюционной свободе.
Мог ли марксизм-ленинизм принять подобную интерпретацию механизма детерминации исторического процесса? Вряд ли. Это полностью противоречило бы официальному статусу его классиков и адептов как людей неповторимых, вечно любимых, абсолютно непогрешимых и т.д., и т.п., а также априори ставило бы под сомнение идею коммунистического общества в качестве единственно возможного исхода исторического процесса.
3. Третьим конструктивным недостатком исторического материализма, тесно связанным с двумя первыми, является гротескная, на наш взгляд, недооценка (осознанное принижение) К. Марксом значимости качества политического управления как фактора исторического процесса.
Несмотря на то, что смена доминирующих форм собственности всегда в истории происходила вполне субъективным, насильственным путем (внешние завоевания, восстания, революции, государственные перевороты), Маркс почему-то считал, что это — сугубо объективный (во многом – стихийный) процесс, в котором целенаправленная политическая воля играла второстепенную и незначительную роль.
Классики марксизма были не в состоянии понять и принять той простой истины, что объективно существует бесконечно большое количество возможных форм общественных отношений (в том числе – форм собственности), существенно различающихся между собой по своим свойствам, конструктивным элементам и уровню экзистенциальной эффективности, и что проектирование, выбор и внедрение одной из таких форм в историческую практику – это всегда субъективный творческий политический акт.
Из недооценки марксизмом роли политического управления в историческом процессе проистекает и известный большевистский тезис, что любая кухарка в состоянии управлять государством. Действительно, зачем нужно заниматься селекцией и специальным обучением людей, в максимальной степени одаренных политическим разумом, и высокотехнологичным проектированием все более эффективных социальных макроустройств (в том числе – макроэкономических систем новых поколений), если достаточно обобществить (отнять и поделить) материальную собственность, чтобы автоматически получить «самую эффективную в мире» экономику? Вопрос риторический.
Указанные выше конструктивные недостатки материалистического понимания истории отнюдь не исчерпывают все множество имеющихся у автора теоретико-методологических и аксиологических претензий к марксизму-ленинизму, однако они вполне адекватно выражают суть этих претензий и достаточны для понимания приведенной ниже концепции ноократического общества и вытекающей из нее критики общества коммунистического.
Ноократическое общество как возможная высшая фаза социальной эволюции
Перед тем, как начать определение и интерпретацию ноократического общества, оговоримся, что речь идет лишь об одной из множества возможных идей (концепций) организации общества будущего, вероятность материализации (реализации) которой в историческом процессе – если исходить из современных реалий — довольно низка.
Определим ноократическое (гармоническое) общество как социом (синонимы: социотопоценоз, общественная экзистенциальная система), представляющий собой социотехническое макроустройство третьего поколения (метагосударство) и преследующий цель перехода к метасоциальной фазе эволюции, то есть стремящийся к достижению потенциального бессмертия за счет углубления общественного разделения творчества и опережающего развития инновационной (эволюционной) политической деятельности (прежде всего – совокупного эволюционного политического разума) по отношению ко всем прочим сферам и видам человеческой деятельности.
Другими словами, ноократическое (гармоническое) общество — это самосознающий личностно организованный социом, обладающий встроенным механизмом непрерывного инновирования (смены, реконструирования, трансформации и т.д.) базовых общественных (экзистенциальных) отношений и стремящийся к экспоненциальному росту своего экзистенциального потенциала в целях обретения способности к опережающему отражению (познанию) и преодолению любых возможных угроз своему существованию и развитию в их зачаточной стадии.
В качестве существенных признаков ноократического (гармонического) общества, отличающих его от известных из истории (и возможных в будущем) социальных макроустройств, отметим следующие.
1. Эволюционно сверхдалеким идеалом ноократического общества, который, тем не менее, определяет все стороны жизнедеятельности социомов данного вида, является актуальное бессмертие, достижимое только на демиургической фазе эволюции, когда субъект существования, пройдя все возможные уровни онтологического развития, фактически становится Богом, способным непрерывно изменять (в том числе – возобновлять и оптимизировать) себя и окружающую среду по своему усмотрению, не имея адекватных своему жизненному потенциалу (или превышающих его) по силе экзистенциальных угроз.
2. Интегрированной стратегической целью ноократического общества (последней фазы социальной эволюции), предопределяющей все его доктринальные решения и жизненные проявления, является переход к метасоциальной фазе эволюции, на которой общество обретает способность свердалекого поискового и нормативного прогнозирования (на 10000 и более лет) и принятия превентивных мер для устранения всех возможных актуальных и только нарождающихся (латентных) экзистенциальных угроз, что соответствует понятию и состоянию потенциального бессмертия.
3. По своей организации ноократическое общество – это метагосударство, то есть ориентированный преимущественно на развитие (эволюцию) себя самого как целого и своих составных частей и элементов социом, в котором (в качестве высшей) выделяется особая (ноократическая) ветвь власти, ответственная за моделирование и прогнозирование социальной эволюции, разработку политических доктрин стратегического характера, проектирование и селекцию политических решений всех видов (государственных программ, планов, законопроектов и т.д.), и, кроме того, осуществлена, институционально закреплена и непрерывно углубляется дифференциация централизованной политической власти на инновационную, репродуктивную (воспроизводственную) и иммунную ветви.
Речь здесь идет о том, главным образом, что исторически изживший себя современный тип власти, опирающийся преимущественно на физическое, экономическое и психологическое насилие, должен уступить место новому типу стратегического политического управления, при котором основным видом применяемого насилия станет насилие интеллектуальное, осуществляемое в ходе жесткой селекции оптимальных политических решений, а ведущей ветвью политической власти – инновационная (или эволюционная) ноократическая власть.
При этом инновационная политическая деятельность рассматривается в качестве ведущей экзистенциальной силы общества – в противовес экономике, военному делу, науке и прочим фаворитам прошлых эпох. Общество становится способным к осознанию и использованию того очевидного факта, что вложения в эволюционно эффективные стратегические инновационные политические технологии (не путать с грязными в моральном отношении манипулятивными приемами современной демократии) – наиболее экзистенциально рентабельное помещение общечеловеческого капитала.
Означает ли это, что экономика, наука, искусство и другие сферы деятельности в этом случае будут развиваться медленнее, чем раньше? Отнюдь нет. За счет перманентного роста эффективности принимаемых стратегических инновационных политических решений абсолютные темпы развития названных сфер с необходимостью увеличатся многократно. Другое дело, что сфера инновационной политики будет развиваться еще быстрее, став подлинным мозгом и сверхсознанием нового общества.
4. Ноократическое общество – это общество, избравшее основным способом разрешения крупномасштабных социальных конфликтов и любых других экзистенциально значимых проблем ноократическую войну:организованную по специальной технологии многостороннюю многоуровневую крупномасштабную интеллектуальную дискуссию между носителями (разработчиками) различных альтернативных политических идей и проектов, в ходе которой устанавливаетсяинтерсубъективная (всесторонне доказанная и общепринятая) политическая истина, необходимая для принятия адекватного политического решения.
Ноократическая война как способ «снятия» социальных противоречий любой природы путем интеллектуального насилия — одно из ключевых отличий ноократического общества от традиционных обществ, включая современное, в которых серьезные социальные конфликты всегда разрешались и разрешаются по сей день исключительно в физических, экономических и психологических войнах.
5. Ноократическое общество – это жестко и многоуровнево иерархизированное общество, высшим социальным слоем (стратом) которого, обладающим всей полнотой политической власти (в первую очередь – эволюционной), по замыслу, является ноократия, сообщество носителей политического разума, людей, систематически участвующих и побеждающих в ноократических войнах.
При этом право пытаться стать членом ноократического сообщества должен иметь каждый гражданин, но право быть им получат лишь наиболее творчески дееспособные и максимально эволюционно полезные люди, заслужившие (завоевавшие) этот статус в жесткой конкурентной интеллектуальной борьбе с другими претендентами (ноокомбатантами) и непрерывно работающие над его закреплением.
Является ли такой тип социальной структуры общества справедливым?
На наш взгляд, безусловно. Это гораздо справедливее, например, чем допускать до политической власти моральных уродов с ментальностью кухарки, которые способны самую сильную в мире в интеллектуальном и военном отношениях державу, обладающую — к тому же — едва ли не третью разведанных мировых запасов полезных ископаемых, за 6 лет привести к полному самоуничтожению, а ее мелкие квазисуверенные осколки – еще за 10 лет — к статусу абсолютно никчемных, всеми народами планеты презираемых «аутсайдеров», безнадежных «лузеров», вечных должников и попрошаек.
6. Ноократическое общество – это общество, в котором дифференциация (разделение) человеческой деятельности, начавшаяся еще при первобытном строе, достигнет своего высшего развития, перейдя из сферы труда – в сферу творчества (на неизвестные еще сегодня уровни интеллектуальной и духовной активности).
7. Ноократическое общество – это общество, в котором доминирующая форма собственности (равно, как и прочие экзистенциальные отношения) станет динамической (релятивной, реверсивной) и будет определяться эволюционной целесообразностью, а не априорными умозрениями аксиологического характера, и в котором обобществленные интеллектуальные ресурсы человечества, а также частные объекты интеллектуальной собственности, получат свою истинную оценку на основе творческой теории стоимости и адекватные их значимости механизмы защиты, воспроизводства и развития.
8. Наконец, ноократическое общество – это общество, для которого не будет существовать никаких ложных внутренних этических самоограничений, произвольно наложенных табу на познание любых аспектов бытия и использование полученных знаний в целях оптимизации социальной эволюции.
Парапсихология, физика сверхтонких энергий и темпоральных полей, логико-математические системы гармонического типа, искусственный интеллект с самосознанием, симбиоз биологического (в частности, – человеческого) мозга и компьютера, саморазвивающиеся суверенно мыслящие информационные сети, клонирование, генное программирование и перепрограммирование человека, евгеника – все это и многое другое, пока неизвестное, — что будет эффективно работать на ускорение социального развития и максимизацию экзистенциального потенциала человечества, — должно стать предметом сверхточного доктринально-правового регулирования со стороны общества и рабочим инструментарием из арсенала средств эволюционной политики.
Другими словами, если человечеству для гарантирования продолжения своего существования и ускорения эволюции понадобится, например, периодически становиться «океаном одухотворенной энергии» или превратить Интернет в гигантский самосознающий самоуправляемый и саморазвивающийся мозг, искусственный интеллект планетарного масштаба, или ввести жесткие регуляторы (оптимизаторы) рождаемости, оно, безусловно, должно будет сделать это и многое другое, не оглядываясь на устаревшие (или ложно понятые) этические догматы прошлого.
В контексте сказанного приведем лишь один пример. Только изобретение антибиотиков и других действенных и достаточно дешевых медицинских препаратов в ХХ веке привело к удвоению численности населения Земли, а на подходе – гораздо более эффективные методы и средства продления индивидуальной человеческой жизни. Это – как ни парадоксально – чрезвычайно сильная экзистенциальная угроза для человечества как целого: мощный источник потенциальных глобальных конфликтов за быстро сокращающиеся в объеме и качестве средства существования и жизненное пространство, а также ускоренно саморазвивающийся механизм деградации генофонда человеческой популяции (выживать и расширенно воспроизводиться начинают все более и более генетически неполноценные люди).
Возможно, Бог когда-то в древности и сказал людям: «размножайтесь» и – при этом — забыл уточнить — до каких именно количественных пределов. Но он, скорее всего, не говорил: «размножайтесь до тех пор, пока не заселите каждый квадратный метр земной суши, включая Антарктиду и вершину Эвереста». Не требовал он, по-видимому, и ускоренного расширенного воспроизводства субпопуляции генетических уродов и олигофренов, неспособных выучить таблицу умножения, многократно опережающего по своим темпам воспроизводство нормальных людей, не говоря уже о талантах и гениях.
Не будем забывать, что все современные этические нормы были разработаны и канонизированы еще более двух тысяч лет назад для обществ (социомов) с воспроизводственной (репродуктивной), а не инновационной (эволюционной) доминантой. Наша сегодняшняя этика – этика расширенного воспроизводства человечества.
Ноократическое общество — если ему когда-нибудь суждено возникнуть – должно будет создать новую этику, этику эволюции человечества.
Рассмотрим теперь – в соответствии со сделанными выше анонсами — основные конструктивные недостатки избранного нами прототипа — концепции коммунистического общества.
Основная мысль, вдохновлявшая К. Маркса при проектировании им коммунизма в статусе общества будущего, как известно, состояла в обосновании объективной необходимости возврата («по спирали», «на новом качественном уровне» и т.д., и т.п.) к первобытному обществу. Ему всенепременно нужно было приспособить к историческому процессу «творчески (им) переработанную» гегелевскую диалектику. И, хотя «Большой Логики» (как называли его поклонники эту ненаписанную, но всеми нетерпеливо ожидавшуюся работу) К. Маркс благодарным потомкам не оставил, но в истории он «диалектикой» поработал на славу.
Об объявлении им формально-логических противоречий своей теории диалектическими (то есть имеющими – вопреки всем классическим гносеологическим канонам – право на существование) уже говорилось выше.
Что же касается непосредственно коммунизма, то здесь основным креативным инструментом стал закон «отрицания отрицания».
Основная идея неопервобытного (сиречь – коммунистического) общества была достаточно проста: кушать всегда в лучших ресторанах, одеваться в бутиках «от кутюр», жить — в отнятых у буржуев еще при строительстве социализма дворцах, то есть всем – по потребностям, но — при этом — не сильно обременять себя работой (когда хочешь – рыбу лови, когда хочешь – песни пой), в сексуальном плане-тоже, по-видимому, «аля пэрвобыт» – полный промискуитет, государство отменить, а «хорошими ребятами» быть «по привычке», без общественного нажима, – в меру способностей.
Все это было бы просто забавной художественной антиутопией, если бы не два важных обстоятельства.
Во-первых, под коммунистическую идеологиюна полном серьезе в недалеком прошлом подписалась (кто насильно, а кто и добровольно) добрая треть человечества. А это – не шутки.
Во-вторых, естественный крах мировой системы социализма, произошедший в силу неадекватности исходных теоретических и проектных решений, положенных в основу ее конструкции и механизма функционирования, а также абсолютной бездарности высшего руководства СССР, пришедшего к власти после смерти Сталина, на долгие годы дезавуировал в глазах мирового сообщества саму идею роста управляемости общественного развития.
На самом же деле традиционное приписывание коммунистической идеологии приверженности к идее управляемости исторического процесса представляет собой лишь странное недоразумение. Классики марксизма-ленинизма официально провозгласили лозунг о постепенном отмирании государства в качестве ключевого постулата своей теории, а их последователи со всем тщанием провели его в жизнь (по крайней мере — в отношении СССР) уже в конце первой фазы строительства коммунистического общества — при постразвитом (перестроечном) социализме – в 1985-1991 гг.
Тем не менее, это неверное мнение до сих пор является достаточно устойчивым в общественном сознании. По-видимому, люди ошибочно отождествляют прогнозирование, проектирование и планирование социальной эволюции с продразверсткой и централизованным производством и распределением гвоздей, а также прочих сугубо материальных ресурсов.
Так или иначе, но сегодня любой автор, отстаивающий (в той или иной форме) идею управляемого исторического процесса, в качестве одного из необходимых шагов презентации своей концепции должен максимально точно сформулировать ее существенные отличия от коммунистической доктрины и указать конкретные конструктивные недостатки последней, чтобы не прослыть неокоммунистом или кем-нибудь в этом духе.
1. Итак, в качестве наиболее существенного, на наш взгляд, конструктивного недостатка марксовой концепции коммунистического общества назовем абсолютную неадекватность заложенных в эту доктрину стратегических целей наиболее фундаментальным объективным потребностям развития общества.
Маркс никак не мог понять, к сожалению, что главная потребность каждого человека – не в одежде, еде и питье, как он постулировал в своих работах, а в выживании и дальнейшей эволюции человечества. Прежде, чем есть, пить и одеваться, человек должен существовать. И существовать – как социализированный (принятый) член общества (социома, социотопоценоза), которое гарантирует каждому человеку генетическое бессмертие в лице потенциально бесконечного числа поколений его потомков.
Конечно, любой нормальный человек, живя в относительно благополучном обществе и пользуясь всеми его благами, как правило, считает, что первоочередное для него – его собственные одежда, еда, питье, жилище и т.д. Но когда, например, возникает серьезная военная угроза его стране, он, забыв про собственное благосостояние, идет сражаться за своих близких, за Народ, за Родину, поскольку это многократно экзистенциально важнее.
Слава Богу, что никому из нас не пришлось пока воевать за Человечество, за Ойкумену в целом с какими-нибудь пришельцами или отражать удары астероидов. Но это отнюдь не отменяет того факта, что существование и эволюция человечества – объективно высший приоритет и наиболее фундаментальная потребность любого человека.
Соответственно, и высшая цель любого общества – особенно общества будущего – должна формулироваться в терминах максимизации его совокупного экзистенциального потенциала, роста темпов социальной эволюции, смены базовых механизмов (форм) реализации иммунной, репродуктивной и инновационной функций, а не в километрах ткани, мегатоннах мяса и гектолитрах пива.
2. Неадекватность избираемых целей – объективным потребностям отдельных людей (и человечества в целом) с необходимостью влечет неадекватность предлагаемых механизмов удовлетворения последних. Идея Маркса об отмирании государства при коммунизме – ярчайшая иллюстрация данного тезиса.
В основе сей бесценной (в смысле полного отсутствия интеллектуальной или какой-либо еще стоимости) идеи лежит представление, что государство — по преимуществу – «машина для подавления» социальных антагонистов господствующего класса, репрессивная часть политической системы общества. По нашему мнению, это глубокое заблуждение, если не сказать больше.
На самом деле, государство – это само общество, страна, социом определенного уровня самоорганизации и экзистенциальной эффективности. Говорить об «отмирании государства» в общем случае – все равно, что говорить об отмирании общества как такового, о его тотальной деградации и атомизации, разложении на множество несвязанных между собой десоциализированных человеческих индивидов.
Даже первобытные общества обладали государственностью в каком-то смысле (основные признаки — полнота жизненных функций, суверенность, личностная организованность и самоидентичность племени, проживающего на определенном социотопе), хотя их можно квалифицировать не более, чем как прагосударства. Если же говорить об обществе будущего, то требование «отмирания государства» (без обоснования необходимости и целесообразности перехода на какой-то более высокий тип государственности) равносильно требованию массового самоубийства членов этого общества.
Предположим, однако, чисто гипотетически, что некоторое человеческое общество (локальный социом) исхитрится как-то выжить, перестав быть государством и отношения между людьми действительно начали регулироваться силой традиций и «привычки», как предполагал К. Маркс.
Но тогда, не имея централизованной системы политического управления и цивильного нормотворчества, люди никогда не смогут, например, ничего изменить в ранее принятых нравственных нормах и установлениях. Кроме того, они будут абсолютно беспомощными в ситуациях, когда совокупный общественный потенциал должен быть мобилизован на решение какой-либо крупной общесоциальной задачи. Непонятно также, как может быть — вне адекватного правового регулирования со стороны государства — организовано хоть какое-нибудь производство, отличное от самого примитивного натурального хозяйства. Такого рода очевидные аргументы и риторические вопросы могут быть многократно умножены.
Все это, по-видимому, было ясно реально мыслящим людям (даже сторонникам социализма) уже в начале ХХ века, однако они – по не вполне понятным причинам — предпочитали выдумывать – в оправдание коммунистической идеологии — социо-паралогизмы типа «отмирания государства через его укрепление», но не смели публично озвучить тот очевидный факт, что марксизм-то — голый.
Возможно, они смотрели глубже и понимали, что коммунизм – это не политическая доктрина и не макросоциальный проект, подлежащий реализации, а система пропагандистских слоганов типа «голосуй сердцем», рассчитанных на замутненное коллективное подсознание социальных низов, своего рода материалистическая квазирелигия, которая по определению не предполагает ее рассмотрение и обсуждение с точки зрения логической корректности и стратегической социальной эффективности.
Так или иначе, но, по нашему мнению, государство – в том виде, в котором оно существует сегодня, — действительно должно отмереть. Однако сменить его должно не регулируемое жевательно-хватательными инстинктами и «привычками» неопервобытное стадо, как у Маркса, а метагосударство – высший тип государственности, позволяющий человечеству перейти от неограниченной стихийной саморепродукции — к интенсивной, концентрированной во времени управляемой социальной эволюции и далее – к потенциально бессмертному метасоциальному сообществу.
3. Нельзя не сказать несколько слов и об идее полного социального равенства, тесно сопряженной в коммунистической идеологии с идеей всестороннего развития личности.
По-видимому, в обществоведении не существует идеи, принесшей больше вреда человечеству, чем названная. Именно идея социального равенства, рожденная, кстати говоря, задолго до Маркса, по нашему мнению, привела к тому, что совокупный человеческий разум до сих пор еще не вышел из эмбрионального состояния. Именно она – причина того, что в обществе царит трудовая, а не творческая теория стоимости. Именно она – виновница того, что вместо эффективного управления социальной эволюцией мы повсеместно в мире наблюдаем демократический театр политического абсурда и на полном ходу приближаемся к гибели или – что еще хуже – необратимой экзистенциальной деградации человечества.
Совершенно очевидно (и это признавал даже Маркс), что люди от рождения обладают разным уровнем интеллектуальных и творческих способностей. При этом доля талантов, высоко одаренных людей в генеральной совокупности народонаселения никогда не превышала сотой доли процента. Так вот, вместо того, чтобы обеспечить этим людям (обеспечивающим львиную долю экзистенциального потенциала человечества) оптимальные условия для максимально свободного и продуктивного творчества, современное общество декларирует их полное социальное (политическое, интеллектуальное и т.д.) равенство с любым дебилом, если не имбецилом, заставляя творцов самостоятельно преодолевать гигантскую инерцию (а часто и прямое жесткое сопротивление) социальной среды и обрекая, тем самым, подавляющее большинство из них на перманентную душевную депрессию и жизненную неудачу.
Творец–воин – фантастически редкое явление и ждать от одаренных людей еще и бойцовских качеств – безумное социальное расточительство.
Человечество потихоньку учится отличать воспроизводимые жизненные ресурсы от невоспроизводимых. И это хорошо. Но пора уже понять, что таланты и гении – это абсолютно невоспроизводимый экзистенциальный ресурс, поскольку плоды их творчества вечны, и что потеря личностного знания каждого из таких людей, обусловленная неадекватными социальными установлениями и действиями, – трагедия для человечества (независимо от того, осознает оно это или нет).
Несмотря на очевидность всего этого по мнению автора этих строк, большинство ведущих социальных доктрин (включая либеральную и коммунистическую) с упорством, достойным много лучшего применения, настаивают на необходимости социального равенства – и особенно – в политике.
Де факто это означает, что ни один действительно умственно одаренный и этически адекватный человек в политику попасть не в состоянии, поскольку творцы, как правило, не одинаково эффективно владеют головой и локтями. В результате нами правит искусная в политических интригах и подвижная в локтевых суставах ментальная серость, способная — в лучшем случае – лишь воспроизводить достигнутое, а в худшем – вести к массовой деградации и гибели.
Особенно цинично тезис о полном социальном равенстве выглядит в тандеме с принципом всестороннего развития личности. На подобное «комбо» был способен только «гений» Маркса.
Последним человеком, который, по (непроверенным и весьма сомнительным) слухам, владел всеми знаниями современной ему эпохи, был Леонардо да Винчи. Сегодня, когда совокупное человеческое знание удваивается практически ежегодно, говорить о какой бы то ни было всесторонности развития личности – полнейший абсурд в принципе, а в смычке с идеей социального равенства (то есть при распространении требования всесторонности развития на всех людей, включая дебилов, имбецилов и полных идиотов) — верх лицемерия и фальши.
Пора нам всем понять, что социальное равенство – это не дань (хотя бы и ложно понятой) справедливости, а путь в никуда, в небытие.
Единственный, на наш взгляд, способ изменения сложившейся сегодня неблагоприятной для человечества траектории исторического развития — внедрение сверхжесткой социальной иерархии, образованной по принципу степени креативности и дееспособности в сфере эволюционной политики, то есть построение ноократического общества.
Здесь важно предостеречь, что не следует путать все сказанное выше о ноократии (власть политического разума) с известными концепциями технократии (власть профессионалов) и меритократии (власть лучших), хотя внешнее сходство между этими идеями, безусловно, имеется (требование установления социальной иерархии, в частности). Но идея социальной иерархии как таковой существовала и раньше (система каст в Индии, например), не принося особых эволюционных дивидендов. Так что внешнее сходство обманчиво.
В нашем случае речь идет исключительно об эволюционной политической (ноократической) иерархии, без формирования и эффективного функционирования которой даже простое выживание человеческого общества в обозримом будущем, не говоря уже о его переходе в состояние потенциального бессмертия, совершенно невозможно.
Написано в 1999-м году.
1.7. Формирование Инновационного Общества как условие оптимизации человеческой эволюции
Настоящий доклад представляет собой предельно сжатое теоретическое введение в новую философию исторического процесса («ноогенетическое понимание истории»), призванное обратить внимание научного сообщества на ряд фундаментальных проблем человеческой эволюции, до сих пор не получивших должного осмысления, интерпретации и оценки, а также изложение наиболее общих определений и характеристик общественной метасистемы будущего, получившей название «инновационное общество».
Ноогенетическое понимание истории
Человеческая история рассматривается в настоящей работе как «ноогенез» — процесс эволюции человеческого разума в целях максимизации длительности жизни человеческого сообщества.
Ноогенетическое понимание истории — способ описания, объяснения и предвидения исторического процесса, базирующийся на идее о детерминации реального хода человеческой истории совокупным человеческим разумом (наличным уровнем осознания исторического развития), о зависимости исторически конкретных систем общественных отношений от качественного уровня познания, прогнозирования и проектирования общественных систем, а также соответствующих им политических технологий.
Ноогенетическое понимание истории сводится, в основном, к следующим системообразующим тезисам:
1. Человечество потенциально смертно. Существует множество как хорошо известных, так и пока латентных космических, гео- и антропогенных факторов, способных привести к гибели человеческого сообщества. Не существует никаких «объективных законов» гарантирующих существование и развитие человечества, кроме его собственного стремления и способности к выживанию.
2. Исходя из п.1, мы рассматриваем человеческую историю как непрерывный процесс борьбы человеческого рода за существование, представляющий собой особую составную часть общебиологической борьбы за существование.
Борьба за существование осуществляется на всех уровнях — физическом (борьба человека с природой за материальные условия существования), биологическом (борьба человека с конкурирующими биологическими видами), геополитическом, политическом, экономическом, социальном (борьба между людьми и их организованными группами в рамках человеческого сообщества).
3. Идеалом человечества как целого, зафиксированным в идее Бога, является актуальное бессмертие и всемогущество, то есть состояние, когда продолжение жизни человечества гарантировано независимо ни от каких изменений условий существования и эволюции.
4. Высшей целью человечества в каждую конкретную историческую эпоху является обеспечение потенциального бессмертия, то есть недопущение исчезновения человеческого рода в данную эпоху или резкого падения его эволюционных возможностей, а также обеспечение максимально большей гарантированной длительности существования человечества в будущем.
5. На каждом крупном этапе своей эволюции человечество сталкивается с новым «эволюционным вызовом» (или, что семантически эквивалентно, — с «эволюционным кризисом»), ставящим под угрозу существование человеческого рода.
«Эволюционный вызов» («эволюционный кризис») — это историческая ситуация, когда сила факторов, угрожающих существованию человеческого рода, существенно превосходит наличную способность человечества к их преодолению или нейтрализации (потенциал существования).
6. Единственным универсальным средством обеспечения хотя бы потенциально бесконечного существования человеческого рода и ответа на «эволюционные вызовы» является человеческий разум.
Человеческий разум, как и любое другое орудие существования, на каждом этапе жизнедеятельности общества имеет свои ограничения в плане эффективности, но способен к относительно независимому от реальных общественных и природных условий развитию.
Историческое сознание (наличный уровень развития человеческого разума, его способность к проектированию и внедрению в практику оптимальных общественных систем) определяет историческое бытие.
7. Наиболее интенсивное (скачкообразное) развитие человеческий разум получает именно в процессе преодоления «эволюционных вызовов», когда резко обостряется потребность человечества в повышении качества осмысления действительности и в принятии стратегических эволюционных решений, когда гамлетовский вопрос («быть или не быть») стоит не перед отдельной личностью или даже народом, а перед человечеством в целом. Такие периоды мы называем периодами «интенсивного ноогенеза» или «ноогенетическими революциями».
Примером такого скачка может служить «неолитическая революция», в ходе которой совокупный человек, живший в условиях ледникового периода и поставленный на грань выживания, окончательно перешел к прогрессивному в то время патриархальному способу организации общества, создал первые работоспособные прототипы современного языка, освоил зачатки счета и логики и перешел, вследствие этого, от экономики «присваивающего типа» — к экономике «производящего типа», основанной на относительно совершенных орудиях труда, использующих некоторые законы и силу природы в человеческих целях.
8. Периоды «эволюционных вызовов» (периоды наиболее интенсивной эволюции разума) и соответствующих им «ноогенетических революций» сменяют относительно спокойные периоды истории, когда человеческое существование оказывается гарантированным в течение некоторого исторического времени и когда совокупный человеческий разум развивается экстенсивно, совершенствуя и распространяя вширь накопленные гносеологические и креативные технологии.
9. К периодам экстенсивного развития разума («экстенсивного ноогенеза») мы относим всю осмысленную человеческую историю (последние 10-15 тысячелетий исторического процесса).
Этот тезис кажется странным, если учесть феноменальные достижения человеческого гения, полученные в этот период истории, однако, по сути, человечество лишь ускоренно совершенствовало способ существования, унаследованный еще от неандертальцев, не внося ничего нового в характер своей эволюции, и усиленно размножалось, создавая, тем самым, предпосылки нового эволюционного кризиса.
10. Этот способ существования человечества, называемый нами «дисгармоническим», сводится к обеспечению господства человека над другими биологическими видами и природной средой за счет познания и использования в орудиях труда полезных для выживания законов природы, а также к ограниченной саморегуляции численности человеческого рода посредством непрерывной внутривидовой борьбы за средства существования и территории (захватнические войны).
Дисгармоническому способу существования вообще присуще чрезмерное внимание к проблеме собственности на средства существования — причем внимание настолько гипертрофированное, что даже периодизацию своей истории человечество в последние столетия, начиная с Г.В.Ф. Гегеля, вело в соответствии с динамикой использовавшихся в разные века форм собственности.
Будучи по ложному самосознанию «господином природы» в течение всего названного исторического периода, Совокупный Человек постепенно стал забывать о своей потенциальной смертности и начал отождествлять понятие разума в целом (в его наиболее фундаментальных архетипических, семантических и логико-математических характеристиках) с тем достаточно низким качественным состоянием мышления, которое он унаследовал от далеких предков.
В рамках «дисгармонического способа существования» не было достаточно серьезных внешних стимулов для качественной («вертикальной») эволюции Разума и для опережающего развития способов существования, а внутренние стимулы (де-факто в истории) оказались слишком слабыми.
Так или иначе, новый качественный виток развития Разума также, к сожалению, будет (если он вообще состоится) следствием внешней, принудительной стимуляции (детерминации).
11. В настоящее время (конец ХХ — начало ХХI века) человечество подходит к пику нового «эволюционного вызова (кризиса)», складывающегося из множества космических, геогенетических и антропогенных факторов, адекватно отреагировать на которые человечество пока не в состоянии.
В перечислительном плане это — резкий рост метеоритной и астероидной опасности, вступление Земли в новый цикл вулканической активности, экспоненциальное потепление климата, прогрессирующее разрушение озонового слоя планеты, повышение уровня радиоактивного и обычного загрязнения среды, неконтролируемый ускоренный мутагенез микроорганизмов.
Особая опасность исходит из факта прогрессирующего перенаселения Земли и грядущего дефицита основных жизненно важных ресурсов, включая чистый воздух и питьевую воду. Войны и болезни сегодня перестали быть средством регуляции численности населения Земли. Они могут уничтожить человечество в целом, но не могут служить средством естественного ограничения демографической активности людей, как это было в прошлые столетия.
Характерной чертой нового «эволюционного вызова (кризиса)» является то обстоятельство, что на его преодоление человечеству отпущены не тысячелетия, как в период неолита, а годы (в лучшем случае — десятилетия).
12. Сказанное означает, что человечество далее не может развиваться в рамках «дисгармонического способа существования», чреватого всеобщей гибелью.
Необходим принципиально новый подход к эволюции человеческого сообщества, основанный на ускоренном осознанном скачкообразном развитии человеческого Разума как универсального средства разрешения любых (в том числе — эволюционных) проблем.
13. Основная идея «гармонического способа существования«, призванного, по нашему убеждению, прийти на смену отжившему свое «дисгармоническому способу существования», состоит в обретении человечеством способности к опережающему отражению законов ноогенеза и социальной эволюции, к проектированию принципиально новых общественных систем и к ускоренной реконструкции старых.
То есть речь идет о переходе от истории «складывающейся» — к истории «прогнозируемой, проектируемой и производимой».
Это возможно только при условии единовременного совершения крупного скачка (ноогенетической революции) в развитии совокупного человеческого Разума, существенно превосходящего по своим качественным параметрам и интенсивности тот, который произошел в период «неолитической революции», а также при условии формирования принципиально новых общественных систем, способных реализовать подобный тип развития.
14. Исторически конкретные общественные системы различного рода (рабовладение, феодализм, капитализм, социализм и др.) — не необходимые ступени исторического процесса, неизбежно сменяющие друг друга в процессе исторического развития, а внедренные в историческую практику результаты проективной, изобретательской деятельности человека в сфере общественного устройства, сходной по своим целям и средствам с аналогичной деятельностью в технической сфере. Другое дело, что из-за примитивизма используемых до сих пор технологий социального моделирования и проектирования данный процесс больше похож на «мутагенез», «естественный отбор», метод «проб и ошибок», нежели на осмысленную деятельность, но это нисколько не меняет его субъективную природу. Иными словами, уже тысячелетия назад человечество могло выбрать совершенно иной тип социальной эволюции.
Кроме того, перечисленные общественные системы — не более, чем последовательные поверхностные модернизации патриархальной системы управления и присвоения, созданной в своих наиболее фундаментальных чертах во времена неолитической революции, и потому не могут рассматриваться как семантический ряд, демонстрирующий тенденцию будущей эволюции человеческого сообщества.
15. Основным противоречием исторического процесса, «заложенным» в человеческую историю еще в неолите, является отставание наук обществоведческого комплекса (систем познания и проектирования исторического процесса) от естественных и технических наук, приводящее к опережающему развитию материальных условий существования по отношению к общественным и духовным.
Данное противоречие обусловлено неверным выбором критериев общественного прогресса, отождествляющих последний с уровнем материально-технического развития общества (уровнем развития производительных сил и накопленного общественного богатства).
На самом деле гипертрофированное развитие материальной техники в ущерб развитию систем организации общества и способов его ускоренной «вертикальной эволюции» (то есть техники социальной) ведет не к максимизации потенциала существования человечества, а к его ускоренной гибели.
При этом речь не идет о необходимости торможения собственно материально-технического развития. Напротив, только с обеспечением опережающего развития общих систем мышления и социальных технологий по отношению к материальному производству возможен ускоренный переход последнего на качественно более высокую ступень — на уровень всеобъемлющего контроля эволюции среды обитания человека, на уровень планетарных и космических технологий.
16. В свете сказанного, основными критериями эффективности человеческой эволюции мы считаем следующие:
а) гарантированная длительность жизни человеческого сообщества в будущем (экзистенциальный потенциал человечества);
б) уровень развития и темпы эволюции совокупного человеческого разума (наиболее общих систем мышления, познания и креативной деятельности);
в) уровень развития систем управления социальной эволюцией (инновационных политических систем);
г) отношение темпов развития социальных наук и технологий к материальным.
Гармонический способ существования
Говоря о дихотомической связке: гармония — дисгармония в контексте способов человеческого существования, мы должны иметь в виду два аспекта.
Первый аспект связан с тем, что сам факт наличия у человеческого сообщества крупных проблем и противоречий, которые необходимо решать в условиях дефицита времени, есть свидетельство неразвитости общества, его неспособности к предвидению нарождающихся проблем и противоречий и к принятию адекватных превентивных мер.
Любые проблемы (и болезни) легче решать (лечить), когда они находятся в фазе зарождения, чем в развитой и запущенной форме.
Поэтому, говоря о «гармонизации» человеческого способа существования, мы имеем в виду достижение такого состояния общественного развития, когда проблемы и противоречия не будут допускаться до фазы «актуализации», а будут решаться, «сниматься» уже в «латентной» фазе, в фазе «зарождения». Это даст скачок в развитии гораздо больший, чем узко понимаемый «научно — технический прогресс» и сэкономит человечеству гораздо большие силы и ресурсы, чем мы сегодня в состоянии даже представить.
То есть в первом аспекте рассмотрения мы понимаем под словом «гармония» состояние отсутствия в актуальной и зрелой форме крупных социальных противоречий эволюционного характера.
Другой аспект проблемы связан с «диспропорцией», «дисгармонией» между «общественными» и «естественными» науками как основными средствами выживания человеческого рода.
Вначале в интересах выживания, а потом — в интересах повышения уровня комфортности жизни, человечество, начиная с эпохи неолита, отдавало значительное предпочтение познанию и использованию законов природы в ущерб познанию и использованию законов общественного развития. Этот диспаритет поддерживался (почти сознательно) и поддерживается в течение всей «сознательной человеческой истории» (последние 10-15 тысячелетий).
В результате сложился гигантский разрыв в эффективности двух систем познания: естественно-научной и материально-технической, — с одной стороны, и обществоведческой и социально-технической, — с другой стороны.
В то время, когда естественные и материально-технические науки интенсивно осваивали новые высокоточные и высокоэффективные технологии мышления и экспериментальные методы, науки обществоведческого цикла и социальные технологии практически не развивались, столетия «топчась на одном месте», выполняя лишь функцию некритического идеологического обслуживания неадекватных запросов политической власти.
Примером может служить хотя бы тот факт, что вся мировая правовая система до сих пор рабски копирует «Римское право», не давая себе труда сколь-нибудь серьезно задуматься о более совершенных моделях и проектах общественного устройства. Представим себе, что в сфере материальной техники мы находились бы на уровне римских механических катапульт, луков и мечей. Таков масштаб отставания.
Новейшие обществоведческие учения XIX и XX столетий (особенно — марксизм), публично провозглашая какие-то суперпрорывы в познании общества, скорее выдавали желаемое — за действительное, чем реально продвигали познание социума и отдельного человека вперед. На поверку социализм просто оказался более централизованной политической и экономической системой, чем капитализм, не внеся никаких конструктивных инноваций стратегического эволюционного характера в мировую политическую и экономическую практику.
Реально социализм относится к капитализму, как восточная деспотия — к греческому государству. Это — системы одного качественного уровня. Ни одна из них не имеет преимущества перед другой. Просто в эпоху кризисов и войн лучше годится социалистическая система (в ней облегчены мобилизационные процессы), а в эпоху нормального (бескризисного) развития — капиталистическая система (в ней облегчены процессы внедрения эффективных производственных инноваций частного характера). Между тем, споры о приоритете одной из названных систем над другой не утихают в общественных науках до сих пор, хотя мировой коммунизм снова обретается в статусе «призрака».
Ситуация — как в нейролингвистическом программировании, когда человека спрашивают: «Из какой чашки (белой или красной) Вы предпочитаете пить кофе?» Человек механически выбирает одну из предложенных чашек разных цветов, не задумываясь, а хочет ли он вообще пить кофе. Подобная практика очень эффективна при манипуляции людьми, скажем, на выборах, но совершенно никакого отношения не имеет к поиску истины.
А истина состоит в том, что и социализм, и капитализм — это давно устаревшая интеллектуальная рухлядь, в принципе не способная стать теоретико-методологической основой преодоления нового «эволюционного вызова», но рухлядь очень удобная для современных властей, не желающих или не способных решать реальные проблемы, стоящие перед человеческим сообществом.
Причем устарели не только сами ключевые концептуальные положения названных доктрин. Безнадежно устарела, в первую очередь (и главным образом), сама методология социального познания и технология проектирования общественных систем, предлагаемая ими.
Поэтому, говоря о переходе к «гармоническому способу существования», мы имеем в виду, прежде всего, ликвидацию диспаритета между «естественными» и «общественными» науками и, далее, опережающее развитие социальных технологий по отношению к материальным. Речь идет о том, чтобы общественные науки стали столь же, а потом и более «точными», чем естественные, а общественные технологии — качественно более высокими и сложными, чем промышленные.
Возможно ли это?
В человеческой практике опережение какого-то одного вида деятельности над другим обеспечивается, как правило, очень простым способом: перераспределением ресурсов.
Достаточно в течение некоторого периода времени в социальное прогнозирование и проектирование (в их теорию, методологию и технологию) вкладывать средств больше (хотя бы в долевом процентном отношении), чем в проектирование материально-технических систем, как диспаритет исчезнет и, наоборот, общественные науки будут более «точными», чем «естественные». Никаких общеметодологических проблем при этом не существует. Тезис о принципиальной невозможности точного анализа и прогноза социальных процессов — не более, чем миф, культивируемый политическими властями всех времен и народов в целях удержания средств управления в руках людей, далеких от лидерства в творческой и интеллектуальной сферах.
На самом деле переход к «гармоническому способу существования» был возможен уже в античности. Для этого властям достаточно было создать необходимые структуры социального познания, проектирования и инновационного управления и обеспечить их большими (или, хотя бы, равными) ресурсами по отношению к аналогичным структурам в материально-технической сфере.
В этом случае сегодня люди были бы уже полубогами. К сожалению, считается, что история, не терпит сослагательного наклонения, так что пример с античностью мы привели здесь лишь для иллюстрации того факта, что с переходом к «гармоническому способу существования» человечество опоздало, как минимум, на 2-3 тысячелетия.
О каком «продукте» мы говорим, когда ведем речь о проектировании общественного развития?
Речь идет об общественных системах и технологиях всех уровней общности — от глобальных общественных систем — до семьи и от исторического процесса в целом — до процесса воспитания и образования отдельной личности.
В новейшей истории сколь-нибудь крупные идеи по поводу классификации и реконструкции общественных систем исчисляются единицами. Это — штучный товар, причем, как правило, — сомнительного качества. Производился он также одиночками — основателями «всемирных учений», предпочитавшими жестко закреплять и догматизировать каждый (даже второстепенный) тезис своих «гениальных» творений.
Мы же ставим вопрос об опережающем «массовом производстве» проектов глобальных и специальных общественных систем, их локальной апробации и внедрении в историческую практику оптимальных. В сфере обществоведения, подобно техническим наукам, необходим переход от штучного ручного производства «гениальных учений» к автоматизированно проектируемым (производимым) и ускоренно сменяющим друг друга «поколениям общественных систем».
То есть, грубо говоря, в недалеком будущем в течении жизни одного человека должно естественным образом, безболезненно сменяться несколько десятков общественных систем одна — эффективнее и комфортнее другой, как сегодня меняются марки ЭВМ и телевизоров.
Зачем нужны подобные скорости в социальной сфере? Дело в том, что социальные и экономические законы, принятые в обществе, влияют на общественную жизнь и судьбы людей гораздо более радикально, чем самые крупные технические системы. Каждый месяц существования какого-нибудь неэффективного экономического закона, это, как показывает наша теперешняя российская действительность, — «экономический Чернобыль». Соответственно, опережающее принятие некоторого по-настоящему эффективного закона — триллионы рублей экономии и чистой прибыли. То есть законотворческая (и, шире, инновационная управленческая) деятельность — наиболее рентабельная (если она эффективна) и наиболее деструктивная (если она неэффективна) сфера человеческой жизни. Поэтому каждое эффективное изобретение в политической и социально-экономической сферах должно формулироваться в виде закона и внедряться в практику с максимально возможной скоростью. Это гарантирует максимальную эффективность общественного развития в целом и каждой частной сферы человеческой деятельности — в частности.
Суммируя сказанное, определим, что «гармонический способ существования» — это способ существования человеческого сообщества, основанный на опережающем развитии «чистого разума» (общей гносеологии, методологии и креативной технологии) и наук обществоведческого цикла по сравнению с естественными и материально-техническими науками, далеком (10-100 лет) и сверхдалеком (100-10000 и более лет) точном прогнозировании и проектировании исторического процесса, позволяющий разрешать нарождающиеся общественные противоречия (прежде всего — глобальные) уже в «латентной» (скрытой) фазе, не доводя их до уровня «зрелости», чреватого гигантскими потерями, а в некоторых предельных случаях — гибелью человечества в целом.
Естественно, что «гармонический способ существования» предполагает и наличие соответствующей ему системы общественного устройства. Эта система общественного устройства — также, как и вышеупомянутый способ существования, — названа нами «гармонической» («инновационной»).
Гармоническое (инновационное) общество — это не просто особый способ организации политической и экономической деятельности, как, например, социализм или капитализм.
Гармоническое (инновационное) общество — это непрерывно самообновляемая социальная метасистема, включающая в себя неограниченное количество (сотни и тысячи) последовательно сменяемых поколений все более эффективных с точки зрения максимизации экзистенциального потенциала человечества конкретных общественных систем.
В этом смысле гармоническое (инновационное) общество противостоит всем известным в истории общественным системам, как частным случаям «дисгармонического (репродуктивного) общества», в котором мы живем по сей день.
Противопоставление гармонической и дисгармонической общественной систем гораздо более глобально и содержательно, чем противопоставление любых других способов общественного устройства, например, социалистического и капиталистического.
Отличительной чертой гармонического (инновационного) общества является опережающее развитие общественных отношений (базовой модели общественного устройства) по отношению к реальному потенциалу общественного развития (в том числе — к экономическому).
Отличительной же чертой дисгармонического (репродуктивного) общества, наоборот, является опережающее развитие материальных средств существования по сравнению с общественными отношениями, что вызывает непрерывные «эволюционные кризисы» различного масштаба (накопление и переразвитие глобальных противоречий исторического процесса).
Вспомним, что сама возможность опережающего развития общественных отношений (базовой модели общественного устройства) по отношению к накопленному потенциалу существования (производительным силам и общественному богатству) отрицается как коммунистической, так и буржуазной идеологиями.
Несколько слов о дополнительной смысловой нагрузке предиката «инновационный» в определении нового общества. В настоящее время достаточно популярен деятельностный подход к структуризации исторического процесса, то есть традиция называть тот или иной период истории и соответствующее ему общество по доминирующему виду деятельности. Так, различают аграрное, индустриальное, постиндустриальное общества. В рамках постиндустриального общества выделяют высшую ступень — информационное общество, к которому, по мнению многих идеологов, движется человечество.
В противовес этому мы считаем, что в недалеком будущем доминирующим видом деятельности будет производство и внедрение инноваций (в первую очередь – стратегических инновационных политических решений), то есть непосредственно творческая деятельность, а не информационная работа, которая на 99 процентов является рутинной (не содержащей элементов творчества) и, соответственно, новое общество целесообразнее, даже по критерию деятельностной доминанты, называть «инновационным», а не «информационным».
Здесь необходимо сделать пояснение. Дело в том, что в излагаемой концепции творчество, деятельность по созданию различных (прежде всего — гносеологических и социальных) инноваций считается основным фактором социальной эволюции на всем протяжении человеческой истории (в противовес большинствудоминирующих в настоящее время идеологических доктрин, ставящих во главу угла рутинную деятельность, труд). Однако лишь в инновационном обществе творчество (впервые в человеческой истории) превысит рутинную деятельность, труд, так сказать, в физическом объеме, вначале относительно, на уровне разницы приростов названных видов деятельности, а затем и абсолютно, по численности населения, занимающегося преимущественно креативной деятельностью (не путать с «умственным трудом»).
Общая структурно-функциональная характеристика Инновационного общества
Итак, с функциональной точки зрения, Инновационное общество — это социальная система существования, основанная на принципе ускоренного осознанного обновления общественных систем в целях гармонизации исторического процесса и максимизации совокупного экзистенциального потенциала человечества (общей способности человечества к существованию).
Со структурной точки зрения Инновационное общество — это осознанно и управляемо эволюционирующий социальный организм нового типа (более точно, — социотопоценоз), включающий в себя в каждой исторической фазе две четко выделенные (институционализированные) подсистемы: инновационную и воспроизводственную (репродуктивную). Возможно, в будущем, в настоящую модель имеет смысл добавить также иммунную (защитную) подсистему.
Инновационная подсистема гармонического (инновационного) общества — это социальное устройство, призванное обеспечить бескризисное развитие общества на основе опережающего предвидения процесса эволюции человеческого сообщества, разработки и внедрения необходимых нововведений во всех сферах человеческой деятельности, но прежде всего — в сфере общественных отношений (в сфере общественного устройства).
Воспроизводственная подсистема гармонического (инновационного) общества — это социальное устройство, призванное обеспечить собственно процесс существования человеческого сообщества, то есть процессы воспроизводства человеческой популяции, воспроизводства и распределения средств существования, обеспечения всех видов безопасности и т.д.
Из названных подсистем лишь воспроизводственная имеет четко выраженные аналоги в современном обществе.
Инновационная подсистема общества находится пока лишь в зачаточном состоянии и представлена на институциональном уровне лишь в материально-технической сфере. В остальных сферах инновационная подсистема неразвита и как бы «размазана» внутри подразделений воспроизводственной подсистемы (достаточно сказать, что до сих пор в мире не существует адекватной объективным потребностям системы патентования разработок и изобретений социо-технического характера).
Сказанное означает, что уже само подразделение общества на инновационную и воспроизводственную (репродуктивную) подсистемы предполагает осуществление принципиально нового, невиданного по своим масштабам и последствиям разделения общественной деятельности, не говоря уже об обеспечении инновационной подсистеме доминирующего характера.
Инновационная подсистема гармонического (инновационного) общества в своей достаточно развитой форме должна представлять собой единство четырех крупных составных частей:
— инновационной подсистемы инновационной системы;
— инновационной политической системы;
— инновационной экономической системы;
— инновационной социальной системы.
Последние три подсистемы призваны обеспечивать развитие своих эквивалентов в воспроизводственной системе: политической, экономической и социальной подсистем общества.
Что же касается инновационной подсистемы инновационной системы, то ее основная функция — развитие Разума как такового (технологий и инструментов мышления и творчества безотносительно к существованию каких бы то ни было предметных областей), поиск глобальных инновационных решений в сфере преодоления всевозможных «эволюционных кризисов», а также развитие инновационной системы общества в целом, включая оптимизацию пропорций между различными подсистемами самой инновационной системы.
В качестве наиболее приоритетных и, соответственно, наиболее ресурсоемких в инновационном обществе рассматриваются инновационная подсистема инновационной системы и инновационная политическая система.
Что касается инновационной подсистемы инновационной системы, это объясняется тем, что опережающее развитие «Чистого Разума» и инновационных технологий — главное условие преодоления нынешнего жесткого «эволюционного вызова» (к которому человечество не готово интеллектуально), а также профилактики будущих кризисов существования, о природе которых у современного человечества вообще нет никаких представлений.
Главный эффект от опережающего развития инновационной подсистемы инновационной системы общества будет состоять в том, что общество в достаточно короткие сроки обретет потенциал преодоления текущего и перспективных «эволюционных вызовов», то есть выйдет на новую ступень эволюции — наступень управляемой социальной и метасоциальной эволюции, эволюции существенно более экзистенциально эффективной и безопасной, чем нынешняя.
Побочными эффектами будут множественные революционные «прорывы» в самых различных предметных областях, немыслимые без соответствующих «прорывов» в технологии мышления.
Что же касается инновационной политической системы, то именно на нее падет основная нагрузка по проектированию и становлению инновационного общества в наше время (если она будет создана, конечно) и перманентному опережающему обновлению общественных устройств в будущем.
Назначение инновационной политической системы инновационного общества состоит в моделировании, прогнозировании и проектировании исторического процесса в целом (и отдельных общественных систем и подсистем — в частности), в разработке оптимальных поколений социальных устройств различного назначения и внедрении их в историческую практику.
В современном обществе данную функцию «де юре» выполняют: обществоведческие научные структуры, политические партии, законодательная и исполнительная власти (вместе взятые) и т.п. социальные институты, однако «выполняют» они ее как функцию второстепенную, затрачивая на инновационную активность одну сотую объема деятельности и собственного ресурсного обеспечения. 99 процентов объема деятельности названных организаций приходится на решение рутинных оперативных и тактических задач.
В Инновационном обществе все должно быть строго наоборот.
На Инновационную политическую систему (по замыслу) с самого начала строительства инновационного общества должно приходиться не менее 50 процентов ресурсного обеспечения политической системы общества в целом (в будущем — до 90 процентов); она должна непосредственно контролировать исполнительскую власть и распределять не менее 50 (в перспективе — до 90 процентов) процентов бюджета страны в строгом соответствии с принятой Инновационной Доктриной Общества, документом, определяющим стратегию общественной эволюции страны (человеческого сообщества в целом) на длительную перспективу (от 1000 и далее лет).
Уже приведенные характеристики показывают, какая бездна лежит между политическими системами современного и гипотетического инновационного обществ. Однако более рельефно эта разница будет видна при экспликации таких понятий, как «власть», «форма правления», «режим правления» и т. д. в Инновационном обществе.
Прежде всего необходимо отметить, что в концепции Инновационного общества строго различаются такие понятия, как «инновационная политическая власть» и «воспроизводственная (репродуктивная) политическая власть».
Соответственно, «инновационная политическая власть» — это право и возможность разрабатывать и осуществлять инновационную политику, а «воспроизводственная (репродуктивная) политическая власть» — это право и возможность осуществлять вытекающую из инновационной воспроизводственную (репродуктивную) политику.
Нет нужды говорить, что «инновационная политическая власть» в концепции Инновационного общества рассматривается как высшая власть, а «воспроизводственная (репродуктивная) политическая власть» — как низшая. Решения инновационной власти должны быть обязательными для власти репродуктивной, а не наоборот, как сегодня.
Говоря о режиме правления в инновационном обществе, следует иметь в виду то обстоятельство, что системообразующим признаком в определении его качественной специфики является не вопрос о единоличности (авторитарности) или множественности (демократичности) власти, а вопрос о степени разумности и, как следствие, эффективности власти.
Это означает, что независимо от того, какое количество людей будет осуществлять верховную инновационную власть (это определяется конкретными гносеологическими и проектными технологиями), она должна быть ноократической , то есть осуществляемой наиболее творческими и компетентными людьми своего времени, добившимися значительных успехов в инновационной политической деятельности, и подотчетной только совокупному политическому разуму общества, то есть непрерывно жестко проверяемой с помощью всех возможных научных технологий в инновационной судебной системе и в крупномасштабных (в пределе — всенародных) «мозговых атаках» и «инновационных войнах».
Очевидно, что верховная инновационная власть (власть Разума) не может быть ни выборной, ни купленной, ни завоеванной силой. Она может быть только доказанной в ходе конкретной интеллектуальной борьбы в инновационных судебных инстанциях, в публичных «мозговых атаках», «инновационных вече», «инновационных войнах» и в других подобных формах комплексной научно-технологической полемики.
Формализуя сказанное, определим, что ноократия ( от греч. «ноос», разум и “кратос», власть — власть разума) — форма государства, форма правления, политический режим, при которых основная власть принадлежит совокупному разуму народа, непосредственно осуществляющему выбор пути исторического развития и процесс законотворчества (как инновационного, так и репродуктивного).
Ноократия (ноократическая республика или монархия) — форма правления, при которой верховная государственная власть юридически принадлежит инновационной законотворческой ветви власти.
Ноократия — политический строй, характеризуемый новым уровнем разделения политической власти, наличием специализированных властных политических инновационных институтов, предназначенных для выполнения и контроля инновационной законотворческой функции.
Ноократия — политический режим, при котором инновационные законотворческие функции осуществляются наиболее одаренными и продуктивными в творческом отношении профессионалами при непосредственном участии народа в процессе разработки ключевых парадигм общественного развития и соответствующих им законов.
Ноократия — это интеллектуальная, творческая демократия, в которой статус каждого члена общества в политической и социальной иерархии будет строго соответствовать его индивидуальному инновационному вкладу в развитие своей страны, а не его принадлежностью какой-либо касте, клану, классу, этносу и т.п.
Причем инновационный политический рейтинг каждой личности должен быть непрерывно пересматриваться в соответствии с жесткими критериями, гарантирующими отсутствие на вершинах власти всякого рода «политических рантье». То есть в «ноократии» должен осуществляться непрерывный «искусственный отбор» по критерию политической и инновационной эффективности. Это гарантирует сверхмобильность политической власти и пребывание в ней в каждый конкретный момент времени реально лучших политиков — творцов.
Ноократия — это новая технология политической власти, максимально эффективная с точки зрения роста совокупной способности человеческого общества к преодолению всякого рода «эволюционных кризисов», то есть совокупной экзистенциальной силы.
Экономическая система Инновационного общества, также, как и политическая, по замыслу, должна существенно отличаться по своей структуре и функциям от стандартной экономической системы капиталистического или социалистического типа.
Основное структурное отличие — жесткое деление экономической системы Инновационного общества на инновационную и воспроизводственную подсистемы.
Соответственно, назначением инновационной экономической системы будет опережающее (по отношению к общему экономическому потенциалу) развитие экономических отношений общества, разработка и реализация глобальных инновационных экономических проектов, проектирование и внедрение экономических и технических нововведений всех уровней общности, а также контроль за эффективностью воспроизводственной экономической системы.
Назначение же воспроизводственной экономической системы, останется прежним и будет состоять в производстве средств (в том числе — социальных) существования человека и в воспроизводстве условий этого процесса.
Легко видеть, что и в экономической системе инновационного общества введение нового разделения деятельности приведет к фундаментальным (безусловно положительным) сдвигам в качестве всех составляющих элементов и результатов экономического процесса в целом.
Приведем в качестве примера лишь один локальный экономический механизм, рассматриваемый как составная часть инновационного общества на ранней фазе его функционирования.
Речь идет о комплексной реконструкции понятия и механизма собственности, а также соответствующего ему механизма обращения. Мы особо выделяем данную проблему не потому, что она будет играть в инновационном обществе системообразующую роль.
Наоборот, как представляется, наиболее фундаментальной ошибкой всех древних и современных экономических учений является приписывание отношениям собственности функций доминирующего фактора в плане влияния на эффективность производства и качество социальной эволюции.
Данная проблема выделяется здесь только потому, что она наиболее изучена современными экономическими теориями и именно на ней легче всего будет показать фундаментальное отличие экономической системы инновационного общества от экономических систем древних и современных воспроизводственных обществ.
Очевидно, что наиболее эффективный механизм собственности-тот, в рамках которого была бы обеспечена наиболее быстрая и гибкая автонастройка экономической системы того или иного общества (конкретной страны) на оптимальную с точки зрения эволюционной и экономической эффективности конфигурацию форм собственности .
Предельно гибкая форма собственности, в максимально высокой степени удовлетворяющая названному критерию, названа нами «релятивной» (относительной), «симбиозной» или “реверсивной” собственностью в противовес абсолютным (жестким) формам собственности (государственной и негосударственной), существующим ныне.
Дело в том, что в Инновационном обществе большинство экономических субъектов (по замыслу) должны быть самоопределяющимися негосударственными предприятиями только до тех пор, пока они экономически эффективны (в частности — рентабельны). Как только экономическая эффективность того или иного предприятия начинает падать, оно должно автоматически попадать в резко ухудшающиеся экономические условия деятельности, приводящие его к ускоренному банкротству. Государство должно немедленно вступать в права собственника и либо перепродавать высвободившуюся собственность более удачливым конкурентам, либо самостоятельно производить необходимые «оздоровительные процедуры» с использованием специальных бригад стратегических менеджеров — «технологов инновационного процесса».
То есть дело в том, что любая собственность в Инновационном обществе может и должна быть лишь условно (и временно) негосударственной (до момента обнаружения и фиксации факта экономической неэффективности). В случае установления события неустранимой экономической неэффективности (или неприемлемо низкой эффективности) должны немедленно применяться государственные санкции в целях ускоренного восстановления дее- и конкуренто- способности данной экономической единицы (осуществляться “реверс” собственности).
Это идея. На практике данный механизм может выглядеть следующим образом:
В Инновационном обществе, по замыслу, все экономические субъекты должны облагаться одним — единственным налогом — налогом на низкую эффективность экономической деятельности.
Его суть — в следующем:
(1) На основе результатов совокупной экономической деятельности в стране в предыдущем квартале должна централизованно определяться индексированная средняя норма экономической эффективности (средняя по стране норма рентабельности, помноженная на норму объема продаж: отношение объема продаж данного квартала к объему продаж аналогичного квартала предыдущего года); этот показатель должен рассматриваться как нейтральное деление шкалы, по отношению к которому все предприятия в стране (для которых ежеквартально рассчитываются индивидуальные нормы экономической эффективности) разбиваются на две группы: эффективные и неэффективные. Предприятия названных групп, в свою очередь, будут делиться по уровню эффективности (неэффективности).
(2) Каждому делению описанной шкалы должен соответствовать некоторый спектр экономических реакций государства.
Высокоэффективные предприятия должны поощряться отменой (пропорциональным снижением) налогов, льготами и кредитами, а неэффективные (или низкоэффективные) — наказываться усилением налогов — вплоть до бесплатной деприватизации (“реверсирования”) собственности предприятия (полной или частичной).
(3) Деприватизированная собственность экономически неэффективных (недостаточно эффективных) предприятий должна передаваться в территориальные фонды имущества нового типа и либо продаваться на общих основаниях на имущественных аукционах, либо задействоваться государством непосредственно в его собственных производственных инновационных проектах, — в зависимости от экономической и социальной целесообразности.
Данный механизм должен действовать автоматически и контролироваться территориальными налоговыми службами и фондами имущества.
Следует сделать оговорку, что изложенный механизм выписан здесь несколько упрощенно и не охватывает сотой доли факторов и механизмов экономики инновационного общества, предусмотренных в настоящей концепции, но к экономике рыночного типа он подходит идеально даже в таком виде.
Каковы непосредственные ближайшие следствия внедрения подобного механизма «кругооборота» (или «реверсирования») собственности и налогообложения в государстве со стандартной открытой рыночной экономикой?
1. Повышение средней нормы рентабельности в стране в твердой валюте при одновременном росте объемов производства и продаж, то есть прямое повышение эффективности национальной экономики.
2. Устранение «черного рынка» товаров и капиталов (будет невыгодно прятать прибыль; будет выгодно ее «показывать») и, соответственно, оздоровление обращения.
3. Осуществление непрерывной, автоматической, экономически оптимальной структурной модернизации экономики.
4. Ускоренное пополнение элиты национального бизнеса одаренными и высокопрофессиональными менеджерами, устранение из нее бесталанных бюрократов и собственников, наживших состояние сомнительным путем.
5. Ускоренное формирование группы суперрентабельных сверхвысокотехнологичных предприятий — лидеров национального бизнеса и мировой экономики.
6. Резкий приток в страну инновационного иностранного капитала и высоких технологий (высокую, то есть необлагаемую – или мало облагаемую — налогами, норму рентабельности можно будет поддерживать долгое время только за счет технологических «ноу хау» и товаров «рыночной новизны»).
7. Резкое повышение качества управления экономическими ресурсами и основными экономическими фондами.
8. Существенное упрощение системы налогообложения и управления экономикой.
Чем это отличается от стандартной рыночной экономики ?
По существу, ничем, кроме одной тонкости. Процессы обращения и реструктуризации собственности, которые происходят в стандартной рыночной экономике в течение десятилетий, в предлагаемом механизме ускорены в десятки и в сотни раз.
Вспомним, что «рыночная экономика» переиграла «плановую» именно за счет того, что была чуть более рентабельной и чуть более динамичной в смысле структурных перестроек.
Предлагаемый механизм в десятки раз динамичнее и эффективнее в смысле повышения нормы рентабельности и нормы обновления, а также реструктуризации собственности, чем стандартный рыночный механизм. Это означает, что экономика, в основе которой будет лежать «релятивная (реверсивная) собственность» в считанные годы обгонит конкурентов и станет лидером мировой экономики, с какого бы низкого старта она не начинала.
Предлагаемый нами механизм можно сравнить с «искусственным отбором», основанным на селекции и генной инженерии, а стандартный рыночный — с «естественным отбором», основанным на случайных мутациях. Естественно, что экономические субъекты с заранее заданными, наиболее полезными для экономики страны в целом экономическими свойствами в первом случае будут «выращиваться» на много порядков быстрее, чем во втором. Кроме того, некоторые наиболее эффективные виды деятельности, которые составят основу экономики будущего, вообще невозможны в классической рыночной экономике (в рамках естественного отбора) подобно тому, как «домашние животные и растения» — дело рук человека, а не «естественного отбора».
Повторим, что изложенный механизм экономического воспроизводства и обновления, основанный на «релятивной (реверсивной) собственности на средства экономической деятельности», будучи на порядок эффективнее любых современных аналогов, является лишь одним (не самым важным) из экономических механизмов, разработанных для экономики Инновационного общества и готовых к одновременному полномасштабному развертыванию в любой политически благоприятный момент.
Более того, мы даже не настаиваем на оптимальности предложенного механизма кругооборота собственности. Безусловно, могут быть и лучшие экономические механизмы.
Мы настаиваем лишь на том, что в Инновационном обществе подобные (и лучшие) механизмы будут разрабатываться, внедряться и вновь реконструироваться непрерывно со все возрастающей динамикой, опережающей темпы развития экономического и технического потенциалов.
Мы настаиваем также на том, что должна быть создана мощная, специализированная на разработках механизмов и технологий общественного (в том числе — экономического) развития отрасль, сфера деятельности, которая призвана быть главной эволюционной силой общества. Это — главное условие выживания и эффективного развития любой страны в современных условиях и в будущем.
Не имея возможности далее развивать детали концепции новой общественной системы в узких рамках ознакомительного доклада, остановимся в заключение лишь на вопросе: насколько необходимо и реально построение инновационного общества или чего — либо подобного в современных, скажем, российских, условиях?
Не является ли предлагаемая модель очередной утопией?
Необходимость построения Инновационного общества или любой другой общественной системы, способной обеспечить преодоление надвигающегося «эволюционного кризиса», — не благое пожелание, а вопрос жизни и смерти человеческого сообщества.
Уже более двух тысячелетий человечество предупреждено о грядущем на рубеже второго и третьего тысячелетий Апокалипсисе, однако до сих пор живет так, как будто ему гарантированы сотни Кальп безбедного существования или как будто со дня — на день ожидается прибытие «Спасителя».
Между тем, все признаки и предпосылки Апокалипсиса уже налицо, а «Второе пришествие» по-прежнему проблематично. Складывается ощущение, что «утопающим» придется в очередной раз спасаться самостоятельно.
Поэтому, если только человечество не решило покончить самоубийством (о чем неплохо было бы у него поинтересоваться хотя бы на уровне социологических исследований), самое время предпринять координированные усилия всех заинтересованных сторон по поиску выхода из надвигающегося экзистенциального кризиса.
Это — что касается необходимости предстоящей глобальной социальной реконструкции.
Что же касается ее реальности, то рискнем утверждать, что существует саморазвивающийся социальный механизм, способный сдетонировать мощное общественное движение в поддержку необходимых общественных преобразований.
Речь идет о «ноократической войне», как о наиболее радикальном механизме общественного развития, превышающем по своей эффективности все революции прошлого вместе взятые.
Мы понимаем «ноократическую войну» как специальным образом организованную борьбу различных идеологий, моделей преодоления переживаемого человечеством эволюционного кризиса, глобальных или национальных проектов.
Основная идея «ноократической войны» состоит в том, чтобы различные идеологические системы, в том числе и абсолютно новые, впервые в истории столкнулись в очном споре и не на уровне пропагандистских трюков и социально — психологических манипуляций, а на уровне единых теоретических моделей, баз знаний, точно определенных понятий, критериев оценки, систематизированных и стандартизированных расчетов реальных и возможных траекторий общественного развития, единой системы правил борьбы, экспертизы и «судейства».
Победившая в «ноократической войне» идеология и составит основу будущей социальной реконструкции.
«Ноократические войны» мы рассматриваем как главный механизм становления и развития Инновационного общества (подобно тому, как захватнические войны были основным механизмом социальной эволюции в прошлые, дисгармонические эпохи) и как основной инструмент формирования реальной ноократии, но эта форма концентрации и оптимизации общественного сознания может быть использована и совершенно самостоятельно, как технология массового социального творчества, комплексных стратегических исследований и социальных реформ.
В будущем — в организационном плане — «ноократические войны» могут представлять собой совершенно различные по длительности, ресурсному обеспечению и уровню мобилизации общественного сознания кампании — от «мировых ноократических войн» — до «межнациональных ноократических конфликтов малой интенсивности».
Сейчас же, на наш взгляд, важно создать хотя бы один полноценный прецедент.
Как представляется, идеальный случай — «ноократическая гражданская война» по теме «Национальная идея России». Действительно, после причудливого калейдокопа различного рода «реформ», ни одна из которых изначально не имела сколь-нибудь осмысленного плана и обоснования, страна находится на грани политического, экономического и социального коллапса.
Думается, идея «ноократической гражданской войны в России» будет поддержана всеми политическими и общественными силами страны, поскольку одним нужно оттянуть время справедливого возмездия, другим — набрать недостающие «политические очки», а третьим — обеспечить человеческое существование и эффективное развитие своих детей и потомков.
В любом случае, сделать «ноократическую гражданскую войну в России» необратимым фактом, «снежным комом», ежедневно набирающим вес и динамику, в состоянии два — три десятка независимых политиков, ученых и журналистов.
Концепция Программы «Первой ноократической гражданской войны в России» уже разработана и может быть в любое время передана потенциальным организаторам и «ноокомбатантам».
Дело за малым – за желанием вменяемых российских политиков и интеллигенции выйти из перманентно рабского состояния, по-новому осмыслить отечественную историю и спроектировать то будущее, в котором мы все хотели бы жить.
Написано в 1991-м году.
2. Гармоническая логика
Заключение
Автор не рассчитывает, что каждый человек, прочитавший эту книгу, в одночасье станет сторонником всех (или даже части) высказанных в ней идей.
Да она и не предназначалась для этого.
Ее латентная цель – вызвать стремление читателя стать участником и (если он чувствует в себе такую ментальную силу) победителем в ноократической войне по «Национальной доктрине России».
Другими словами, кратко изложенная в настоящей книге идеология ноократизма несет людям не основанный на концепции «взаимного сдерживания» и «баланса лоббистских сил» эклектический демократический «мир», но бескомпромиссный в своем поиске эволюционной истины и отсечении интеллектуальных «плевел» «ментальный меч».
Да будет очистительная и жизнетворная ноократическая война!
И пусть победят сильнейшие на благо всех остальных!
